Материалы:Степан Орлов. «Эпоха застоя» — ЧАЕПИТИЕ В НИИ

Материал из in.wiki
Перейти к навигации Перейти к поиску

Спорить с утверждениями из разряда «это все знают» или даже комментировать их, дело не то что бы сложное, а «вязкое» какое-то, что ли. «Все знают», что в советских НИИ «никто не работал, а только чаи гоняли». Поди докажи, что там не было не одного бездельника, и чая никто в глаза не видел.

Тем паче, что я, признаюсь, собственно советские НИИ застал только мальчишкой. Лет в одиннадцать по «Гидропроекту» шлялся (не смотря на «режим»), на 25-этаж на лифте катался на Москву с «высоты птичьего полёта» смотреть, и прочие сентиментальные воспоминания. Во времена постсоветские, пришлось, правда, поработать в системе и пообщаться со многими людьми и некоторых из них имею честь назвать своими друзьями, но это, конечно, не та «степень погружения в материал». Но всё же позволю себе поделиться с вами своими замечаниями на этот счёт.

Замечание 1. Почему всё же так живучи эти рассказы, повествующие о том, что именно в НИИ «никто не работал, только штаны протирали» и прочие «чаи с тортиком». Что заставляет людей, которые и социально, и поколенчески и даже территориально безнадёжно далеки от давних праздных «менеэсов», воспроизводить эти обороты с какой-то особенной уверенностью в собственной осведомлённости. Реальность-реальностью, а где причина распространённости и укоренённости этого убеждения? Ведь не оброс таким количеством штампов облик транспортных рабочих или стеклодувов. Кому и почему важны эти «мифы»?

Биологи города Пущино

По моему убеждению, представления одних социальных групп о других имели в времена позднего СССР немалую роль в их самоидентификации. То есть, если «они», например, «работяги» – ленивые алкаши, несуны и гопники, значит мы (положим, «интеллигенция»)… нет, не законопослушные трезвенники, это было бы слишком просто, но, скажем, разумные, культурные люди без вредных привычек, «которых так мало в этой стране». За это не грех и выпить, благо спирт в лаборатории халявный.

И наоборот, ежели «они» (допустим, «инженерА») болтуны, бездельники, протирающие штаны и (усилим) педерасты, то «мы»…. не то что бы так уж линейно – немногословные работящие натуралы (хотя и это тоже), но, во всяком случае, «нормальные мужики», на которых все эти тунеядцы (коих список длинен) «ездят». Самоидентификация не то что бы очень лестная, зато позволяющая простить себе очень многое.

Т.е. мы имеем в лице инженера-тунеядца образ, востребованный социальным мифом, а, следовательно, живущий собственной, во многом обособленной от грубой реальности, жизнью.

Замечание 2. Естественно, было бы несправедливо сводить всё к феномену социального мифотворчества. Ведь о «НИИшной халяве» говорят не только «пролетарии» или «офисный планктон», но и люди, отдавшие науке некоторую часть своей жизни. Подчеркиваю: не пытаюсь исчерпать тему, не обвиняю ни кого в предвзятости, но хочу на этом примере указать на одну особенность национального сознания.

Что такое «Настоящая Работа» в восприятии нашего современника-соотечественника? Зачастую нечто совершенно легендарное по своей трудности, тяжести и трудозатратности. «Спал на клавиатуре», «по три смены без выходных», «забыл, как дети выглядят», в общем, нечто такое, что съедает жизнь целиком, взамен обещая, в лучшем случае, повышение по службе, а то и просто надбавку баксов в сто, и хорошо, если не приводит на больничную койку с производственной травмой вследствие переутомления или с неврозом. «Дни и ночи у мартеновских печей» только не ради Родины, а ради чей-то прибыли и своей в ней дольки.

Это всё, конечно, не значит, что к «Настоящей Работе» все стремятся или выполняющих оную боготворят, но «развести» почти любого лентяя на утверждение, что «Настоящая Работа» это непременно «рваные жилы» — дело, как правило, нехитрое.

Бытование таковых представлений в «простом народе» можно списать на «сталинизм» или «крепостное право», но не отстаёт и вестернезированный средний класс, «меряет труд усталостью». В сети немало откровений доморощенных дарвинистов-карьеристов на тему «мой путь к фантастическому успеху». Что-то вроде: «я работаю по двадцать часов сутки, остальные 4 учусь, получаю высшее / второе / третье / МБА, не сплю вообще, только если с теми, кто нужен для дела, зато я могу выплачивать ипотеку за однушку у МКАДа, умрите, ленивые нищеброды, от зависти ко мне, просвещённому европейцу». Настоящие европейцы, которые протестуют против 40-часовой недели или вообще – живут при 32-часовой, вряд ли поймут оды, которые поёт своему прессу выжимаемый лимон, но его это мало заботит.

[Тут можно заметить в сторону, что зачатую для многих какой-нибудь изнуряющий коллективный аврал представляется занятным приключением, а размеренный труд изо дня в день тоскливой каторгой, но это отвлечёт нас от темы разговора.]

Отсюда вытекает моё критичное, недоверчивое отношение к воспоминаниям о всеобщем безделье и вообще к разговорам о том, что у кого-то где-то «не работа, а халява». Смотря с чем сравнивать.

Один мой дальний родственник на вопрос «трудно ли ему учиться?» отвечал «легкотня!». При этом парень «ботанил» по-чёрному, работал, подрабатывал и вообще – спать-то ложился не каждую ночь. Но всё равно – «легкотня». Ещё бы: жив, молод, голова варит – чего же жаловаться.

Так что любое «у нас ваще халява», применительно к работе, может, кроме оплачиваемой праздности, означать, например, следующее:

- «смотри, я двужильный»

- терпимо

- знавали времена похуже

- зато коллектив хороший

- я не настолько хорошо вас знаю, что бы мне захотелось делиться с вами своими проблемами (И в этом случае «халява» по смыслу приближается к американскому o’key)

и прочее…

От рассуждений на социально-психологические темам – к дилетантским рассуждениям же на темы социально экономические и технологические.

Замечание 3. Если говорить о прикладной науке (а к ней, имхо, в той или иной степени относилась львиная доля научных учреждений), нужно помнить, что огромные отраслевые советские НИИ – это нервные узлы гигантских, небывалых промышленных министерств–мегакорпораций. Размеры этих научных учреждений были продиктованы масштабами этих индустриальных «монстров». Для устойчивого функционирования таких структур необходимо, например, скрупулёзное, подробное документирование всех процессов, продуманная стандартизация всей продукции и т. д. Когда в Евросоюзе озаботились унификацией требований к безопасности рабочих мест и то количество «бумаг» и штаты специалистов заметно выросли. А тут не безопасность, тут «ваще всё», без права отдать что-либо на откуп «здравому смыслу», «мужикам, которые и так знают, как надо гвозди забивать» и т. д. (то, что в результате к этому «здравому смыслы» и даже «смекалке» всё рано обращались – дело не меняет).

И это только одно направление работы: документирование и стандартизация, без которых невозможно регулярное управление в таких масштабах.

А ещё собственно научные изыскания, разработка и усовершенствование образцов продукции. Так же заметим, что для решения накапливающихся управленческих проблем тоже создавались научные учреждения, призванные решить эти проблемы (это естественно для системы, где всё «правильное» должно быть научным, от «научного коммунизма» до «научного подхода к питанию»). А ещё затруднительность в этих условиях создания временных исследовательских групп и тем паче применения их результатов и проистекающая из сего необходимость создавать громоздкие постоянные структуры…

Люди, рассуждающие в стиле «вот сидят учёные, а чего они открыли?» представляют себе производство в виде чего-то относительно простого наподобие «пекарни в подвале», «кроватной мастерской», «свечного заводика» и т. д. Любопытно, что такие представления были характерны для значительного большинства и в те времена, когда никаких «частных лавочек» не водилось, а, напротив, торжествовала сплошная гигантомания («почему в седьмом цехе заплата выше?» спрашивали рабочие с «крокодильской» карикатуры, указывая куда-то за горизонт, в даль далёкую, где в туманной дымке возвышался 7-й цех, «а у них северная надбавка» — был ответ).

Так что распространенная в то время точка зрения, что «нам нужно меньше инженеров, но лучшего качества» (кстати, её в своё время озвучил не кто-нибудь, а Михаил Горбачёв), возможно, не так уж самоочевидно права. Вполне возможно, что для таких монструозных по масштабам организмов как советские министерства-корпорации и «научно-промышленные объединения» нужно было как раз больше инженеров-«нервных клеток» и меньшего качества (и, возможно, меньшего уровня социальных притязаний). В конце концов, поголовье современного «офисного планктона» растёт не потому, что кто-то добрый и большой решил пригреть максимальное число бездельников, а потому, что удовлетворение (и создание) платёжеспособного спроса, наиболее полное его «освоение», требует довольно много мозгов, приспособленных к клавиатуре пальцев, вежливых физиономий и т. д. За минусом вежливых физиономий, возможно, это было справедливо и для советской экономики.

Truba-kapitalistam-postnext.jpg

Замечание 4. А теперь о тех, кто всё же «ничего не делал и пил чай с тортиком» или занимался «общественной работой». Определённая кадровая избыточность не везде, но была. Объяснялась ли она тем, что «наклепали образованных, а девать их некуда»? Возможно, но вряд ли только этим. Многие из ветеранов прикладной науки могут вспомнить тот или иной период, когда задействованы в работе были все, включая всевозможных бездельников, обитателей курилок, «активистов месткомов» и т. д., причём задействованы по специальности и с ненормированным рабочим днём.

Причина такой «полундры», как правило, была одна – некий вызов со стороны «Золотого миллиарда». Это могло быть всё, что угодно: новый истребитель, способ, удешевляющий производство чего-либо, прорыв в области медицины, модный предмет бытовой техники и т. д. В общем, нечто, на что необходимо было «дать ответ Чемберлену». Государство-завод по определению не может иметь в числе приоритетных все направления, но более того, оно может своей волей остановить развитие тех или иных тем, которые «представляются бесперспективными», в то время как в рыночной экономике какая-то «движуха» происходит в любом секторе, ибо даже с уходом инвестиций не случается 100% сворачивание работ. Отсюда неожиданные «удары».Плюс, повторюсь, соревнование шло между всем Большим Западом и всего лишь одной, хотя и очень крупной страной (наши сателлиты, во многих отношениях, не в счёт).

Главный вывод: многие научные учреждения просто обязаны были иметь «на случай чего» определённый мобилизационный резерв, причём, непременно внутри структуры. Не призовёшь же учёного или инженера «из запаса», например, со стройки или из собеса, правда?

Все статьи цикла[править | править код]

Источник — https://in.wiki/w/index.php?title=Материалы:Степан_Орлов._«Эпоха_застоя»_—_ЧАЕПИТИЕ_В_НИИ&oldid=523743