Солдатов, Алексей Анатольевич

Материал из in.wiki
(перенаправлено с «Алексей Анатольевич Солдатов»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Алексей Солдатов в 1-й серии сериала 2019 г. «Холивар» с подписью «отец рунета» и представленный как глава ВЦ КИАЭ

Солда́тов, Алексе́й Анато́льевичотец Рунета, глава ВЦ КИАЭ, президент АО «Релком». «Личный враг Джорджа Сороса» (см. далее в тексте).

30 декабря 2019 года «Форбс» посвятил ему публикацию «Дело „отца Рунета“: за что преследуют бывшего замминистра связи и при чем тут Кремль».

Трудовая деятельность[править | править код]

Согласно книге в книге «История ИТ-бизнеса. 1990-е годы»:

  • 1974–2008 — от научного сотрудника до заместителя директора по научному развитию Института атомной энергии им. И. В. Курчатова (КИАЭ), ныне Российский научный центр «Курчатовский институт»;
  • 1985 — возглавил вычислительный центр ИАЭ им И. В. Курчатова;
  • 1992–1999 — президент АО «Релком»;
  • 1995–1998 — советник директора Федерального агентства правительственной связи и информации при Президенте РФ, руководитель проекта «Деловая сеть»;
  • 2008–2010 — заместитель министра связи и массовых коммуникаций РФ, руководитель проекта «Суперкомпьютеры и ГРИД-технологии»;
  • 2000 — наст. время — председатель Наблюдательного совета Фонда развития Интернета;

Профессор, доктор физико-математических наук, зав. кафедрой математического инженерного моделирования МИФИ.

Вскоре после выхода книги Солдатов подвергся уголовному преследованию в России за то, что через коммерческие структуры передал большой блок российских IP-адресов в Чехию. Российские власти сочли это покушением на национальное достояние, вернули адреса в РФ, а Солдатова арестовали.

22 июля 2024 года Алексея Солдатова приговорили к двум годам колонии по обвинению в «злоупотреблении полномочиями».

Интервью из книги «История ИТ-бизнеса. 1990-е годы»[править | править код]

Алексей Солдатов: " МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

В 1974 году сразу после окончания Московского инженерно-физического института я пришёл на работу в Институт атомной энергии (ИАЭ) им. И. В. Курчатова (ныне Российский научный центр «Курчатовский институт») и многие годы занимался исследованиями по своей специальности — теоретическая ядерная физика. Защитил две диссертации, в 1986 году стал доктором физико-математических наук.

Там же я впервые познакомился с компьютерными сетями. Выглядело это просто: экран, клавиатура, что-то обеспечивающее связь с ЭВМ (тогда все компьютеры назывались у нас ЭВМ — электронная вычислительная машина), возможностей минимум: редактирование файлов и запуск задания на счёт. С сетями в более или менее современном виде я встретился намного позже — в середине 1980-х годов, когда в СССР появились первые ПК и локальные сети.

А в 1985 году наш директор, академик Анатолий Петрович Александров, предложил мне возглавить вычислительный центр Курчатовского института.

Почему именно мне? Прежде всего потому, что, по его мнению, вычислительным центром такого института должен был руководить не тот, кто знает, когда и какие клавиши нажимать, а тот, кто знает, для чего этот вычислительный центр нужен. А я в то время был уже одним из самых активных в институте пользователей ЭВМ.

У меня появились в подчинении 300 человек. Как-то в самом начале я собрал руководящий состав ВЦ и спросил, какая у нас главная проблема. Мне её изложили: 19 % личного состава находится в декретном отпуске. Ну, понятно: операторы ЭВМ — девушки молодые.

Но, конечно, были и другие проблемы и задачи.

Надо сказать, что в то время в Курчатовском институте был, пожалуй, самый крупный из «полуоткрытых» вычислительных центров Советского Союза. Были ещё два, может быть, даже три вычислительных центра, более крупных, чем у нас. Но они были абсолютно закрыты, так что Курчатовский институт в этом отношении был впереди всех.

И поэтому, когда меня самого спросили: «Какую проблему вы видите на своём посту?» — я ответил просто: «Самое главное — это масштаб вычислительного центра». Потому что я понимал: будучи директором вычислительного центра Курчатовского института, я буду оказывать влияние на политику СССР в отношении вычислений и вычислительных ресурсов. Это нужно осознавать и этим нужно руководствоваться.

И я занялся организацией вычислительных дел внутри института так, как считал нужным, и пользуясь тем, что у меня как у только что назначенного руководителя был определённый карт-бланш.

Начал убеждать руководство Курчатовского института, что нужна новая вычислительная техника — и отечественная, и западная. Это, напомню, 1985 год, ещё СССР, такой могучий.

Ну, а вскоре, в апреле 1986-го случился Чернобыль. И именно после этого печального события академики Александров, Велихов и другие поддержали и продвинули мою идею и в институт поступило много мощной вычислительной техники.

Это были машины семейства ЕС ЭВМ: ЕС-1061, ЕС-1045 (аналоги IBM System/370). Закупили и импортную технику, и не персоналки. Был даже суперкомпьютер, тогда ещё секретный. Я модели называть не буду, но мощности были очень приличные. А поскольку институт наш был очень большим не только по численности и тематике работ, но и по территории, то задача создания вычислительной сети возникла практически сразу.

В то время строительство компьютерной сети, что на 2 километра, что на 200 — это было приблизительно одно и то же, и сложности те же самые, потому что скорости передачи данных были маленькими. Поэтому приходилось как-то исхитряться.

Получилось так, что те решения, которые были применены в рамках института, оказались в целом тиражируемы на большие расстояния. И мои сотрудники начали строить сеть Москва — Ленинград (ныне Санкт-Петербург) — Протвино — Новосибирск — Дубна и т. д., соединяя те города, где были сильные физические и математические институты или университеты.

В Северной столице это Ленинградский институт информатики и автоматики (ЛИИАН), в Новосибирске — понятно, Академгородок, в Протвино — Институт физики высоких энергий (ИФВЭ), в Дубне — Объединённый институт ядерных исследований (ОИЯИ) и т. д.

А так как в нашем институте работали специалисты высочайшего класса по Unix, то в создании сети мы стали продвигаться, скажем так, быстрее всех.

Cеть «Релком» начала работу летом 1990 года. 28 августа было установлено первое зарубежное соединение — с компьютером в Хельсинкском университете. 19 сентября того же года для СССР был зарегистрирован домен верхнего уровня SU, это сделала советская ассоциация пользователей Unix (SUUG, Soviet Unix User’s Group). Начался регулярный обмен информацией (главным образом через конференции Usenet).

Конечно, пришлось поработать. Были технические проблемы, поскольку решения, используемые на Западе, у нас не совсем пошли. Это же ещё 1990-й год.

В то время по телефону автоматический набор был только в одну западную страну — Финляндию. Во все остальные страны звонили «через девушку». Цифровых линий связи не было вообще, только аналоговые телефонные. То есть, чтобы позвонить на Запад, передать любую информацию, нужно было позвонить «девушке», она ответит: «Ждите», и ты ждёшь. Соединение может произойти и через полдня, и ты разговариваешь или отправляешь факс. Факсы в то время уже были.

Качество наших отечественных линий связи было, прямо скажем, не шибко. У моих сотрудников висела карта Москвы с рекомендациями, через какой телефон из какого района лучше звонить. Вот, например, из здания на ул. Пресненский вал (сейчас здесь расположен Фонд развития Интернета) имелся какой-то очень хитрый путь, потому что ближайшая АТС не выдерживала никакой критики.

Разработчики «семейства унифицированных операционных систем для вычислительных комплексов общего назначения» в день получения премии Совета Министров СССР, 1988 год (всего было 25 награжденных). Слева направо, стоят во втором ряду: Юрий Школьников (КИАЭ), Анатолий Шатава (НИЦЭВТ), Валерий Митрофанов (НИЦЭВТ), Михаил Паремский (КИАЭ), Владимир Горской (ИНЭУМ, Минприбор), Николай Саух (ИНЭУМ, Минприбор), Михаил Давидов (ИПК Минавтопрома), Владимир Тихомиров (Центрпрограммсистем, Калинин/Тверь), Владимир Сизов (Центрпрограммсистем, Калинин/Тверь), Алексей Руднев (КИАЭ). Слева направо, сидят в первом ряду: Вадим Антонов (ИПК Минавтопрома), Сергей Усиков (КИАЭ), Леонид Егошин (ИФВЭ, Протвино), Сергей Аншуков (КИАЭ), ? (Центрпрограммсистем, Калинин/Тверь), Валерий Бардин (КИАЭ). Отсутствуют ленинградцы, получавшие премию в Ленсовете, а именно Дмитрий Бурков (ЛИИАН) и ? (?).

В общем, связь тогда была очень сильно затруднена. Поэтому пришлось чистить, переписывать все программы, которые обеспечивали передачу данных в сети. Нескольких основных сделавших это людей я могу назвать — Вадим Антонов, Алексей Руднев, Валерий Бардин (к сожалению, уже ушедший), Сергей Аншуков и др. Подчеркиваю, это был ещё не Интернет, это была интернетовская электронная почта.

Почему наши товарищи оказались в итоге «самыми умными», ведь в стране работали и другие команды очень хороших специалистов?

Прежде всего потому, что в своё время в ИАЭ собралась команда, которая занималась (начинали они ещё до моего прихода в ВЦ) развитием операционной системы Unix и разработала её отечественный клон ДЕМОС (Диалоговая единая мобильная операционная система). Со временем ДЕМОС поставили на все отечественные ЭВМ, а в 1998 году разработчики получили за это премию Совета министров СССР.

В 1989 году разработчики ДЕМОС организовали свой кооператив под названием тоже «Демос». Для нас он являлся и конкурентом, и соратником одновременно. А уж что было раньше, курица или яйцо, операционная система или сеть, — это, как говорится, дело тонкое.

Кроме того, у меня был вычислительный центр, которым в ИАЭ пользовались уже полторы тысячи человек, и у нас сложилась определённая культура массового обслуживания, а это важный потенциал. Поэтому сразу же, как только сеть «Релком» в 1990 году заработала, я заявил: «Мы готовы принять со стороны ещё 300 пользователей, да хоть 1000 пользователей». Практически это всё равно, проблем с обслуживанием не было бы.

А вот другим коллективам, у которых эта культура массового обслуживания не сформировалась, было труднее. Как говорил Владимир Ильич Ленин, идея, охватившая массы, является материальной силой. Так и здесь, культура массового обслуживания — это тоже материальная сила.

Помимо технических проблем не обошлось и без трудностей организационного характера.

К примеру, в Курчатовском институте работала собственная телефонная станция, которая не пропускала никаких модемных сигналов. Но было некоторое число так называемых прямых телефонов, правда, они уже все были распределены среди руководящего состава. И я просто выпросил, можно сказать, отнял у академика Велихова его личный прямой телефон, через который и была организована вся связь с Финляндией. Вообще, Евгений Павлович Велихов очень много нам помогал, хотя по должности ему, естественно, было положено заниматься физикой, а не строить компьютерные сети по территории страны.

Конечно же, пришли ко мне с вопросами соответствующие товарищи: «Ты что, сделал из Курчатовского института центр международной связи? Ты соображаешь, что делаешь?» В общем, с товарищами договорились, т. е. написали правильные инструкции, как положено. Ну, всё же всегда ищут не там, где потеряли, а где фонарь есть. Ужесточили там, где это лежит, вот оттуда, ребята, и связывайтесь. А всё остальное — всех в автобус... Между прочим, я в своей жизни с товарищами офицерами очень много работал. Поэтому со многими дружим и по сей день.

В августе 1991 года в условиях информационной блокады советских СМИ путчистами сеть «Релком» (к тому времени она присоединилась к европейской сети EUnet) беспрепятственно использовалась для оповещения мировой общественности о происходящих в Москве событиях.

Сам я в дни августовского путча в Москве отсутствовал, но по телефону убеждал своих сотрудников, что не надо никуда лезть, ни на какие баррикады, что их главное дело — обеспечить работу сети. Хотя горячие головы были: «Сейчас мы пойдём к Белому дому...» Я говорил им: «Слушайте, вы вот работаете — и работайте, слава богу».

И работа была организована. Я выделил технику, и наши ребята вместе с людьми из «Демоса», которые находились в Овчинниковском переулке, стали организовывать чуть ли не запасные узлы телефонной связи и в «Демосе», и в Курчатовском институте. В частности, наладили связь через Вену с помощью нашего товарища Питера Райфера, у которого там был узел связи. Так что Питер Райфер — мой друг ещё с тех пор.

Мы передавали обращение Бориса Николаевича Ельцина, которое распространили по всем городам-весям, разные другие материалы. Шли также сообщения по электронной почте: мол, я на такой-то улице, на таком-то этаже, вижу танки. Люди же спрашивали: что вообще происходит? Поэтому у нас были комментарии, была связь с Белым домом. Ну, в общем, поработали чуть-чуть...

Кстати, когда на Западе обнаружили, что какая-то связь с Москвой всё же существует, то нам сразу посыпались слова поддержки: мы с вами, мы приветствуем и т. д. На что приходилось отвечать: коллеги, вы же перегрузите всё к чертовой матери, ведь ниточка-то тоненькая.

А ещё был такой интересный сюжет: телекомпания CNN сообщила, что информация о происходящем в Москве получена по электронной почте. И как потом западные друзья нам рассказывали, на CNN обрушилась масса звонков, писем и других посланий: вы же раскрываете источник, надо же всё-таки соображать... И, хотя обычно у CNN, как и у других телекомпаний, одна и та же новость проходит многократно, в данном случае она появилась только один раз — упоминание про электронную почту быстро сняли.

Кстати, после августовского путча наша сеть начала «пухнуть» на глазах, число абонентов уже исчислялось тысячами.

В 1992 году академик Велихов устроил для Бориса Николаевича Ельцина небольшую выставку, я там с товарищами присутствовал, и мы представляли нашу сеть. Когда Ельцин подошёл, я показал ему экран, на котором было его обращение «К гражданам России» с датой, и пояснил: вот, мы распространили его в тот же день 19 августа 1991 года, в 16 или 18 часов. На что он сказал: «Теперь я понял, почему оно так быстро разошлось по стране, несмотря на то что вся связь была тогда перекрыта».

Когда сеть «Релком» заработала, самыми первыми пользователями стали сотрудники, её создававшие. Потом они убедили и меня тоже стать пользователем. Я пошёл по своим друзьям-товарищам — физикам, математикам, по разным институтам — уговаривать их присоединиться к нам. Всё шло нормально, сеть «Релком» неплохо работала, но юридического лица пока не имела.

А на Курчатовский институт стали приходить счета, звонки-то в Финляндию денег стоили, и немалых, плюс междугородняя связь внутри страны. А это ведь, извините, 1990-й год, где деньги-то взять?

Что делать? Я обзвонил знакомых физиков, они сбросились понемногу. В это время на нашем горизонте как раз появились коммерсанты, из числа первых в стране.

В частности, Анатолий Левенчук, тогда вице-президент инвестиционной компании «Ринако», с которым мы подружились, тоже загорелся идеей сети и привлёк Константина Борового, в то время президента Российской товарно-сырьевой биржи (РТСБ). Они стали раскручивать нашу сеть уже в своей среде, и к нам пошли коммерческие пользователи.

После этого мы опять стали думать, что делать дальше. Вариантов было два. Первый — сделать научно-образовательную сеть, что-то типа Академсети, создававшейся в рамках Академии наук, где будет приличное качество связи, но она будет дорогой, с каждого института брать деньги, причём относительно большие, чтобы хватило на эксплуатацию и развитие «Релкома». Второй — сделать общедоступную сеть, что называется public network, т. е. с огромным количеством пользователей, но дешёвую.

Долго думали, месяца полтора. Да, была Академсеть, но она в то время не работала, с ней были разные сложности. Мы ею даже не пользовались. Евгений Павлович Велихов всё смеялся: сколько там из Академсети вышло академиков, сколько денег потрачено, а тут пришли ребята и всё сделали, а «академка» так и не работает. И подобных сетей в сфере науки и высшего образования было немало. В конечном счёте мы решили сделать сеть паблик.

А если сеть общедоступная, то нужно иметь определённые механизмы управления — сбор денег, их расходования на то, чтобы всё функционировало на должном уровне, и т. д. Чего поначалу, естественно, не хватало. Начать с того, что офис «Релкома» находился тогда ещё на территории режимного Курчатовского института с соответствующей пропускной системой. Наши девочки быстро взвыли: ходоков много, до проходной не набегаешься. Пришлось арендовать офис.

В общем до 1992 года мы всё искали, куда бы нам прислониться, как всё организовать, какую выбрать для этого структуру. Варианты были разные. И тогда наши знакомые из «Ринако», тот же Константин Боровой, предложили: «Давайте создадим акционерное общество, соберём денег и с помощью них будем решать ваши проблемы».

Так что 1 июня 1992 года, примерно через два года после начала работы сети, было зарегистрировано АО «Релком», учредителями которого стали наш институт (в то время он уже назывался Российский научный центр «Курчатовский институт»), РТСБ, «Ринако», Технобанк и ряд других организаций. Президентом общества выбрали меня.

Мы не собирались зарабатывать бешеные деньги, становиться миллионерами и прочее. Нам нужно было поддерживать нормальное функционирование и развитие сети, а другого способа обеспечить это мы не видели.

Правда, поначалу денег собрали мало, прямо скажу. Кто-то из наших руки опустил, мол, идея не пойдёт, всё плохо, нужно разбегаться. Но я как-то привык, если начал что-то делать, надо продолжать, и мы с Сергеем Бородько (один из организаторов и бессменный руководитель группы компаний «Демос», скончался в 2005 г. — Прим. авт.-сост.) отстаивали нашу идею. Поругались, потом помирились, ну, обычная жизнь. Но потом именно Константин Боровой и помог.

В 1990-е годы в развитии сети «Релком» можно выделить несколько важных моментов, но я бы остановился на двух, так сказать, этапных.

Первый — это случилось в 1991 году, кажется, 1 мая, когда наш внутрироссийский трафик превысил трафик зарубежный.

Сейчас это может показаться странным, но дело в том, что, хотя сеть «Релком» сначала была рассчитана на использование внутри страны, все учёные использовали её для связи прежде всего со своими коллегами за рубежом.

Дело в том, что со своими советскими-российскими коллегами ещё можно было как-то поговорить по телефону, попробовать послать факс, хотя... Вот представьте себе, на каком уровне это находилось в начале 1990-х: чтобы переслать 10 страниц текста из Москвы в Новосибирск, было проще слетать в Новосибирск и передать их из рук в руки, потому что по факсу 10 страниц не проходили.

К примеру, Анатолий Чубайс (с ноября 1991 года бывший председателем Госкомитета РФ по управлению госимуществом, с 1 июня 1992 года зампредседателем Правительства РФ по вопросам экономической и финансовой политики (прим. авт.- сост.), стал активным сторонником Интернета после такого случая: как-то он уехал из Москвы, кажется, в Чебоксары, а доклад, с которым ему предстояло выступать, ещё не успели подготовить. Но когда он приехал на место — уже дали в руки готовый текст, переданный по электронной почте.

О возможностях связи с Западом я уже говорил: совсем плохо.

А второе этапное событие в истории «Релкома» — это переход пользователей на протокол IP, т. е. уже на Интернет, произошедший примерно в 1994–1995 годах.

На самом деле, по времени это более или менее совпало с первым интернет-бумом, когда буквально года за полтора-два произошло три основополагающих для развития Интернета события.

Во-первых, демонополизация связи в мире. До этого администрирование связи было устроено очень просто: как правило, одна страна — один оператор. К примеру, в Германии — «Дойче-телеком», во Франции — «Франс-телеком» и т. д. В Штатах было, правда, несколько. В рамках демонополизации связью разрешили заниматься в том числе и общественным организациям. И например, европейская сеть EUnet, с которой мы работали, была общественной организацией.

Во-вторых, изобретение World Wide Web (www). Дело в том, что сам по себе, без www протокол IP — это чисто техническая вещь, не пользовательская. А вот с появлением www стало уже интересно и пользователям. Люди потянулись в Интернет.

И в-третьих, приватизация сетей в США. До этого у них основная сеть была государственной, созданной для нужд науки, образования и т. д., но в некоторый момент власти решили: государство больше не будет платить за неё, пусть пользователи, частный бизнес берут сеть в свои руки и работают дальше сами.

Вот эти три события произошли по историческим меркам почти одновременно.

И после этого, в результате этих событий начался экспоненциальный рост Интернета. Люди стали массово пользоваться www, цены на связь резко понизились.

Ведь раньше ситуация была идиотской: канал связи между двумя странами покупался в каждую сторону отдельно, потому что отсюда туда он стоил, допустим, 2 тыс. в месяц, а оттуда сюда — 20 тыс. в месяц. А после демонополизации сразу же образовались международные компании, которые продавали каналы не по 2 тыс. и не по 20 тыс., а, скажем, по 10 тыс. и сразу в обе стороны.

Кстати, в этом отношении Россия тогда оказалась чуть ли не впереди планеты всей, потому что у нас демонополизация произошла сразу. Да, был «Ростелеком», но власти сразу же объявили, что и другим структурам можно получать лицензии и заниматься связью.

У АО «Релком» была самая первая лицензия среди компаний, не являвшихся минсвязевскими. Это произошло, кажется в 1992 году, в общем, как только стали требовать лицензию, мы её получили.

Там была забавная история. Ведь сначала лицензиями обладали только «свои» для Минсвязи структуры — МГТС, «Ростелеком» и др., а мы первые пришли за лицензией со стороны. Что с нами делать? Сначала в министерстве решили брать с АО «Релком» процент от прибыли, на что мы сразу же согласились. Но потом они сообразили: а, понятно, прибыли у «Релком» не будет. В общем, в министерстве довольно долго думали и вписали в лицензию такое условие: процент от средств, полученных от сетевой деятельности, направляется на развитие сети.

Мой сотрудник, поехавший в министерство, звонит мне: Алексей Анатольевич, нас грабят. Я отвечаю: прочитай ещё раз и подписывай. Он продолжает возмущаться: да как же так? Почему? Я повторяю: всё равно подписывай. Возвращается, весь взъерошенный, руками машет. Я говорю: прочитай внимательно ещё раз: куда платить, написано? Нет! Ну, и всё, на себя же и потратим!

Конечно, были и другие важные события.

Так, в 1992 году по инициативе «Релкома» как совместный проект Курчатовского института и Госкомитета РФ по делам науки и высшей школы был создан Российский НИИ развития общественных сетей (РосНИИРОС). В дальнейшем эта государственная некоммерческая структура более 20 лет являлась головной организацией в стране по развитию компьютерных сетей для науки и образования, а также занималась администрированием национального домена RU и поддержкой корневой структуры Интернета в стране.

Несколько позднее мы организовали опорную сеть для науки и образования RBNet (Russian Backbone Network). К сожалению, в 2000-е годы её развалили, но это другая история.

Самое важное, что мы тогда смогли все объединиться, хотя это было и непросто, потому что сталкивались разные интересы — было несколько видных людей и стоящих за ними коллективов в Академии наук, был Курчатовский институт, были люди из Росатома и т. д. В конечном счёте всё-таки договорились.

Очень активное участие в этом принял академик Спартак Тимофеевич Беляев (к сожалению, ушедший от нас в 2017 году). Когда я ещё занимался физикой, он был начальником моей лаборатории. Беляев очень быстро оценил возможности сети, стал одним из первых пользователей и вообще своим немалым авторитетом очень способствовал продвижению наших идей.

Уговорили сначала Александра Александровича Кузмицкого, замминистра науки и технической политики РФ (кажется, это ведомство так называлось, в те годы их названия часто менялись), потом министра Бориса Григорьевича Салтыкова и т. д. по цепочке.

Убедили, что нужно делать единую сеть для науки и высшей школы. И в 1996 году открыли межведомственную госпрограмму по созданию Национальной сети компьютерных телекоммуникаций для науки и высшей школы (НСКТ НВШ), по которой сеть RВNet финансировалась. В качестве главного исполнителя поставили РосНИИРОС, плюс было ещё много-много соисполнителей. И потом эту программу чётко исполняли.

А в это же время Фонд Сороса проводил свою программу по созданию интернет-центров в 33 университетах России. И вот приходят к нам люди из этого фонда и говорят, что Джордж Сорос готов дать 50 млн долларов на развитие сети для науки. Наши все, которые ранее договорились, мгновенно разругались.

При этом в Фонде Сороса предложили такой расклад: вклад России — это линии, условно говоря, кабели, а всё остальное возьмёт на себя Сорос. А научная сеть — это, вообще говоря, стратегический для страны объект. И дело было в политике. Просто представьте себе, что этим стратегическим объектом управлял бы, не только физически, а идеологически, финансово и т. д. Фонд Сороса. Ну, я пошёл к соответствующим товарищам и объяснил, что такого делать нельзя. В конечном счёте, вклад дедушки Сороса оказался гораздо меньше — не 50 млн долларов, всего миллионов пять, что ли. Потому что мы сказали: оборудование для сети покупайте, но работать будет РосНИИРОС, оператор этой научной сети.

После этого, как мне передали, приезжал один уважаемый человек (называть его не буду, если захочет — сам откликнется) и сказал, что я сильно насолил Джорджу Соросу, что Сорос лично меня знает и что я его личный враг. Хотя я с Соросом ни разу не встречался... Не хочу критиковать Джорджа Сороса. Что он делал, то делал, и спасибо ему за это. Ну, а мы свою работу делали.

А вот ещё большое событие из 1990-х годов — открытие в 1994 году домена RU. Почему домен RU появился так поздно, только через три года после того, как в 1991 году перестал существовать Советский Союз?

Дело в том, что как только Союз распался, то в организацию, занимавшуюся тогда регистрацией доменных имён (ICАNN ещё не было) пришло три письма из нашей Академии наук за тремя большими подписями, в которых в качестве администраторов домена RU предлагались три разных организации. Одно письмо подписал академик Велихов (это, значит, мы), а ещё два письма — другие академики. И на все три письма вполне разумно ответили: если три организации, то вы сначала между собой разберитесь, а потом обращайтесь.

И только в 1993 году мы смогли со всеми внутри страны договориться. Собрали 17(!) подписей, что, прямо скажу, было непросто, и оператором домена RU стал РосНИИРОС.

Организуя АО «Релком», мы сделали ставку на массовый Интернет. Хотя никаких прогнозов того, как быстро он будет развиваться в нашей стране, никаких оценок потенциала массовой сети не делали. Кто-нибудь, может, скажет, что у кого-то подобные прогнозы были, но я не помню. В работе мы ими не руководствовались. Наша сеть развивалась, вся эта область развивалась довольно быстрыми темпами. Что тут можно было предсказать?

В течение нескольких лет сеть «Релком» была просто монополистом в предоставлении услуг Интернета в стране. В середине 1990-х около трети московских пользователей и почти половина региональных были абонентами «Релкома».

Почему наша сеть оказалась монополистом? Потому что, во-первых, мы были первыми, а во-вторых, мы были самыми умными.

Сеть «Демос» появилась примерно одновременно с нами. И долгое время (пока там товарищи не поругались и не начался бракоразводный процесс) компания «Демос» писала, что предоставляет услуги сети «Релком». Но клиентов у «Демоса» было всегда меньше, чем у нас, может быть, раза в два меньше, но не в 10 раз.

Была ещё сеть «Гласнет», там главными персонами были Анатолий Воронов и Александр Зайцев. Сеть интересная, созданная фактически на американские деньги. В самом начале 1990-х годов у нескольких американцев возникла идея создать некоммерческую сеть Peаcenet, т. е. «сеть мира». Но всё очень быстро окончилось, потому что не стало денег. А эти ребята молодцы, они очень быстро организовали коммерческую компанию «Гласнет», которая стала нормальным образом работать. Через некоторое время они её фактически продали Джорджу Соросу. Но сеть «Гласнет» была меньше, чем «Релком».

Когда сеть «Релком» заработала, нужно было как-то помогать коллегам пользоваться электронной почтой, потому что никакой поддержки из бюджета тогда ещё не было. Все мы родом из науки (по крайней мере, были) и это понимали.

Поэтому сначала мы объявили, что обслуживаем всю науку бесплатно. Но вскоре оказалось, что совсем бесплатно не есть хорошо. Тогда мы стали предоставлять абонентам определённые льготы. Но тоже нашлись «сообразительные» люди. В одном научном городке (называть не буду) некие ребята организовали узел «Релком» и мне платили за связь. Но чтобы сделать электронную почту доступной для работающих там учёных, я этим ребятам все расходы компенсировал. А ребята сделали очень просто — подняли цену в 15 раз, что я увидел не сразу, т. е. я им не только расходы компенсировал, но ещё и прибыль приносил.

Конечно, было бы правильнее, если бы не мы сами, как АО «Релком», делили эти дотации, а чтобы это делала какая-то общественная организация.

Поэтому в сентябре 1992 года была организована некоммерческая Ассоциация RELARN (Russian Electronic Academic Research Network, по-русски — Ассоциация научных и учебных организаций-пользователей компьютерных сетей передачи данных). Это было совместное решение Министерства науки, высшей школы и технической политики РФ, Академии наук и РНЦ «Курчатовский институт». В течение двух лет её членами стали около тысячи организаций.

И эта RELARN осуществляла контроль за распределением бюджетных средств, поступающих на оплату электронной почты, и координировала взаиморасчёты между всеми держателями узлов сети «Релком».

Система дотаций на электронную почту для научно-образовательных организаций сохранялась до 1997 года. За пять лет общий объём этих дотаций составил более 1 млн у. е., причём только около половины было выплачено из бюджета. Вторая половина, т. е. около 500 тыс. у. е., — это спонсорский вклад со стороны АО «Релком». За эти годы научные организации уже перестали быть такими бедными, как в самом начале 90-х, и государство отошло в сторону: мол, сеть работает, учёные ею пользуются, ну, пусть сами и оплачивают.

Когда кончились дотации, прекратился и контроль за ними со стороны RELARN. Но эта ассоциация продолжает жить, сейчас она занимается просветительской деятельностью, работает со школами, организует конференции.

В середине 1990-х годов я пытался раскрутить Минсвязи РФ, чтобы они тоже как-то поучаствовали в развитии Интернета, вложились в это, может быть, создали собственную сеть.

Но в министерстве сочли, что не стоит им этим заниматься: мол, мелочь какая-то... Связисты на это смотрели очень недоверчиво и спрашивали: «А сколько у вас тонно-километров?» — поскольку тогда масштабы сетей связи измеряли в тонно-километрах медных кабелей.

А вот Александр Владимирович Старовойтов, директор ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте РФ) понял перспективы, стал вкладываться. Появился проект под названием «Деловая сеть», она должна была охватить всю территорию России и предоставлять услуги конфиденциальной и открытой связи с передачей речи, данных и изображений. В августе 1996 года мы даже подписали договор об учреждении ОАО «Управляющая компания “Деловая сеть”», соучредителями которого стали Научно-технический центр ФАПСИ, АО «Ростелеком», АО «Релком», РНЦ «Курчатовский институт» и ряд других организаций. К сожалению, в 1998 году Старовойтов перестал быть директором ФАПСИ, и там вместе с «Ростелекомом» этот проект старательно похоронили.

Вообще, Александр Владимирович очень сильно тогда помогал. Мы с ним дружим и по сей день.

Кстати, впоследствии «Ростелеком» всё, что я предлагал, ну, просто всё, реализовал и назвал это «РТКом». Я потом спрашивал причастных к этому людей: «И не стыдно?» Они отвечали: «Ну, что поделать...»

Проект «РТКом» стал раскручиваться, и первое, с чего они начали, — стали отнимать у меня узлы «Релкома». Ведь всё идёт по каналам «Ростелекома», и хозяин — барин.

Я своих сотрудников всё время предупреждал: да, мы монополисты, мы самые большие, но только до тех пор, пока не разогрелся «паровоз». Ты можешь быть очень умным, очень быстрым, но против «паровоза» без толку выступать. А «Ростелеком» — это «паровоз», он пошёл и всё. В Москве то же самое: появилась сеть, принадлежащая МГТС (там были разные названия, но это неважно). Они пришли и, как говорится, вычистили поле, т. е. массовый сегмент взяли весь. Но «Релком» и «Демос» работают и сейчас, потому что люди здесь умнее, потому что они, как говорится, вникают, обслуживание здесь лучше. Как в банковском секторе, где есть Центробанк, есть Сбербанк и другие «киты», а есть мелкие банки. Почему они живут? Да потому, что работают чуть-чуть по-другому. Так и мы. Сегодня «Релком» — компания мелкая. И всё это было предопределено уже в середине 1990-х годов, потому что «паровоз пошёл».

Очень крепко нас ударил августовский кризис 1998 года. Ведь платежи за каналы за границу шли в долларах, а деньги со своих пользователей мы собирали, естественно, в рублях. Некоторые «особо выдающиеся» люди в сентябре 1998 года заплатили за услуги «Релком» рублями за 4 месяца вперёд по курсу 9 руб./долл. А потом, в декабре, я покупал доллары по 26. Так что ударило... Но мы пережили.

Ещё одно памятное и важное событие из 90-х — это «знаменитая в узких кругах» встреча в декабре 1999 года с Владимиром Владимировичем Путиным, который тогда был председателем Правительства РФ.

На самом деле, целью этой встречи было разобраться с администрированием доменных имён. Было подготовлено соответствующее постановление правительства, и, если мне память не изменяет, основное там содержалось в двух пунктах:

пункт первый — все юридические лица обязаны иметь доменное имя;

пункт второй — создаётся новая организация, которая будет сопровождать доменные имена, сформирует, так сказать, себе рынок и будет собирать с него деньги.

Хотя к тому времени, напомню, администрированием домена RU уже лет пять занимался некоммерческий РосНИИРОС. Но всегда же найдутся товарищи, особенно государственные, которые захотят что-то отобрать. «Ты сделал это?» — «Сделал». — «Ну, так сейчас отдай». И, конечно, причастные к этой теме люди были настроены достаточно резко против такого предложения.

Каждая страна хочет как-то регулировать Интернет. К сожалению, так во всём мире. Структура доменных имён, по крайней мере, в то время, была такова: одна страна — один домен. Ну, кроме Соединённых Штатов. Кого проще регулировать? Провайдеров — чуть ли не 300, а тут одна организация-администратор. Берёшь её и регулируешь. Как всегда, ищут не там, где что-то потеряли, а там где светло.

Я провожу здесь вот такую аналогию. В Москве есть какая-то контора, которая ведёт учёт всем улицам, переулкам, площадям и т. п. Если туда придёшь и скажешь: я вот построил улицу и хочу назвать её улицей Лобачевского, то эта контора ответит: нет, улица Лобачевского в Москве уже есть, придумывайте какое-нибудь другое название. Придумываю новое название, они проверяют, если годится, вписывают. Готово.

Из приглашённых на встречу с Путиным примерно половина были люди, делавшие контент, в частности, Антон Носик (увы, недавно ушедший), Артемий Лебедев и другие, а половина — провайдеры. Мы, провайдеры, хотели заранее с коллегами встретиться и договориться, но не получилось. Поэтому сами договорились между собой и распределили, кто что делает. Я оказался главным спикером, скажем так, дирижёром нашей провайдерской половины.

Выступив с вступительным словом в качестве председателя, я затем минут за пять рассказал, что такое Интернет и что с ним происходит. Затем началась дискуссия, и некоторые товарищи ругали РосНИИРОС: мол, он уже на доменных именах жиром весь покрылся и т. п. Я это очень сжато пересказываю, но желающие могут отыскать в Интернете отчёт кого-то из участников об этой встрече, наверное, этот материал не потерялся.

После этого Владимир Владимирович говорит: «А вот мне тут проект постановления дали». Кажется, он его даже предварительно сам не читал и нам его не зачитал. Но все уже знали, «разведка»-то работала, и стали шуметь, причём довольно громко. Мол, вот эти непрофессионалы испортят всё дело, заадминистрируют там, что шевельнуться нельзя будет и т. п. Не то чтобы до этого была вольница в обращении с доменными именами, просто в РосНИИРОС работали профессионалы.

В общем, пошёл шум-гам, коллеги на меня смотрят, мол, а ты чего сидишь, молчишь? Мы же договорились, ты же должен...

А я подождал некоторое время, поднимаю руку. Путин заметил это, и когда наступила некоторая пауза, кто-то там вдыхал воздух, дал мне слово.

Я говорю, что у меня есть предложение: подвергнуть проект постановления общественному обсуждению. Дословно, именно «подвергнуть». И Путин отреагировал мгновенно: «Принято».

Товарищи, которые готовили тот проект постановления, на меня посмотрели очень плохо. Ну, ладно, что ж делать.

Что самое интересное: после этого в течение довольно долгого времени, ещё лет десять, общественность, которая была представлена тремя организациями, действительно участвовала в обсуждении проектов всех решений по Интернету в России. Но потом, как всегда, это завязло.

А тогда дело кончилось тем, что для администрирования домена RU создали не новую госструктуру, как предполагалось в первом проекте постановления, а общественную организацию — Координационный центр домена RU, которая работает и по сей день.

Так что, на мой взгляд, эта встреча принесла два главных результата. Первый — собственно решение по конкретному вопросу об администрировании домена RU и второй — принятие процедуры, по которой впоследствии все предложения по регулированию Интернета стали обсуждаться публично.

* * *

Меня иногда спрашивают: «Если сейчас оглянуться на 1990-е годы, что, по вашему мнению, было сделано тогда самого важного, какие свои решения вы считаете самыми удачными, а какие неудачными, что бы надо было сделать по-другому?»

Ну, самое, конечно, главное, что мы этими сетями вообще занялись, что мы это двигали в то время, когда все вокруг считали это чепухой. Что был собран такой выдающийся коллектив, который это делал, — «Релком» и «Демос», потому что всё варилось вместе.

Второе, ещё раз повторюсь, конечно, решение сделать сеть «Релком» общедоступной. Это было принципиально важно и открыло, как говорится, новые горизонты.

И третье: я, на самом деле, доволен тем, как мы работали с государством в то время. А что до вопроса о том, что надо было бы всё сделать по-другому, так я об этом никогда даже не думал, потому что это бессмысленно! "