Советский нелегальный телефонный эфир

Советский нелегальный телефонный эфир — практика неформального коллективного голосового общения частных лиц через советскую телефонную сеть, используя уязвимости в её устройстве. Известный советский певец Гребенщиков спел на эту тему песню «2-12-85-06». В США в те времена существовали аналогичные явления, пионером которых был Джон Дрейпер.

Также см. «Советский нелегальный радиоэфир», «Секретность советских компьютеров».

Из книги Н. Конрадовой «Археология русского интернета»

Американский детский свисток из коробки хлопьев, о котором идёт речь в тексте Натальи Конрадовой

Отрывок главы «Советские хакеры: телефонный эфир и подпольные радиосети».

"История борьбы телефонных корпораций и спецслужб с маргиналами – незрячими подростками, студентами-технарями и хакерами-одиночками – не была специфически американской. Конечно, в ней сработали особенности технического устройства американских телефонных сетей. Типично американским также был предмет, ставший символом движения, – детский свисток из коробки хлопьев, которые появились на территории СССР только после его распада [ пластмассовые свистки, вложенные в коробки с кукурузными хлопьями марки Cap'n'Crunch, издавали сигнал телефонного тонового набора, позволявший взломать систему — в СССР же использовался импульсный (дисковый) набор ]. Однако модель отношений между любителями техники и системой была очень похожей. Как минимум с середины 1970-х в СССР существовали свои хакеры, телефонные фрики и подпольные сети – первые виртуальные сообщества со своими правилами безопасности и этикой, преследуемые властями и спецслужбами, хотя и не планировавшие наносить ущерб государству или идеологии.

Благодаря особенностям конструкции советские автоматические телефонные станции производили свободные, как бы “ничейные” телефонные номера. Набрав такой номер, можно было попасть в пространство общего разговора – нечто вроде телефонной конференции или голосового чата. Обнаружив эту особенность системы в 1970-е годы, ленинградцы стали использовать ее для общения: так появился “телефонный эфир”. В отличие от кейса телефонных фриков и компании AT&T, экономический ущерб от использования лишних номеров в условиях плановой экономики было невозможно подсчитать. Руководство телефонных станций регулярно закрывало свободные номера, но благодаря устройству сетей всегда находились новые. Гораздо больше, чем сотрудников телефонных сетей, пользователи эфира боялись спецслужб, ведь для советского государства неконтролируемая коммуникация был так же опасна, как и для США.

Ленинград в 1970-е был местом, где процветала неформальная культура – художники и музыканты занимали сквоты, собирались в коммуны, организовывали подпольные выставки и концерты. За свободными художниками и неформальной молодежью пристально следил КГБ: среди сотрудников спецслужб ленинградцы считались наименее лояльными. Вот как описывал эту особенность Ленинграда бывший генерал-майор КГБ Олег Калугин в 1992 году в интервью газете “Аргументы и факты”: “[Ленинград] всегда отличался склонностью к диссидентству, что соответствует самому духу Петербурга, его жители независимы в суждениях, трудно поддаются перевоспитанию... Помню, когда уезжал работать в Ленинград, Андропов напутствовал: учти, это особый город, там есть еще осколки старой империи. И недаром говорят, что если придет в Россию бунт, то он придет из Санкт-Петербурга”.

Пользователи ленинградского эфира не были диссидентами, но все они, с точки зрения властей, были маргиналами, стремящимися избежать государственного контроля. В эфир заходили фарцовщики, торговцы валютой, спекулянты и другие участники теневой экономики, которые находили там клиентов и договаривались о встречах. Эфиром пользовалась “неформальная молодежь” – хиппи, рокеры, панки, мистики и йоги, а также старшеклассники из обычных ленинградских школ. Участники даже самой невинной с идеологической точки зрения, но при этом подпольной сети рисковали быть изгнанными из школы, университета или с работы, получить выговор и поставить под угрозу свое профессиональное будущее. Поэтому в эфире не принято было называть настоящие имена и у всех постоянных участников были никнеймы.

Следующее поколение, пришедшее в ленинградский эфир во второй половине 1980-х, во время перестройки, уже не боялось комсомола и КГБ. В 1988 году несколько активистов даже организовали встречу с городским комитетом комсомола в попытке сделать эфир легальным: “Мы сами хотели официоза, чтобы не исподтишка туда звонить” – так они позже вспоминали этот эпизод. Но даже тогда, несмотря на новые времена, эфирщики пользовались никами, сохраняя традиции предыдущего поколения. Просто теперь это было больше похоже на клуб с постоянными участниками, социальными ролями и высокой степенью самоорганизации. Избранные “короли эфира” отвечали за устройство встреч в городе – обзванивали людей, назначали время и место. В эфире звучала музыка, которую участники транслировали со своих домашних телефонов, соединенных с магнитофонами, а по ночам, как вспоминают очевидцы, велись длинные интересные беседы. Эфир в это время больше всего напоминал первые чаты, с поправкой на географию: подключиться к нему могли только жители Ленинграда. Правда, сами эфирщики, защищая память о важном для них явлении, видят серьезные отличия от чатов. “Это был живой разговор, а не писанина! – пишет в форуме, посвященном эфиру, участница под ником Дюймовочка. – А тут все – в нете – по интересам: вот зайди ты и поговори с любителями животных про клизмы, так там говорить никто с тобой не станет, а забанят по-быстрому! Там этого не было...”

Ленинградский эфир существовал до начала 2000-х годов, когда на телефонных станциях поменяли оборудование. В отличие от американского фрикинга, побежденного телефонными корпорациями и спецслужбами, советский эфир умер своей смертью: с середины 1990-х его место заняли первые онлайн-чаты. За время своего существования он сформировал собственный пантеон героев и свои легенды, но в масс-медиа публикации об эфире появились лишь в 2010-е годы."