Советский нелегальный радиоэфир
Советский нелегальный радиоэфир — практика неформального коллективного голосового общения частных лиц через советские сети проводного радиовещания, а также практика нелегальных трансляций в «обычном» радиоэфире. Также см. Советский нелегальный телефонный эфир.
Явление радиолюбительства при этом является глобальным, не полностью нелегальным, и уходит корнями в начало XX века. В отличие от обычных «балующихся» бытовым оборудованием граждан радиолюбители обладали специальным приёмо-передающим оборудованием и могли не только вещать, но и двусторонним образом общаться, в том числе азбукой Морзе, то есть осуществлять цифровую связь. В том числе могли общаться через государственные границы. Известна история как советский радиолюбитель, предположительно из Алма-Аты или с Камчатки, первым принял сигнал аварийной посадки космического корабля «Восход-2» в 1965 году и сообщил в милицию. Это помогло найти космонавтов Леонова (первого человека в открытом космосе) и Беляева, аварийно приземлившихся на морозе в пермской тайге.
В СССР с 1920-х годов издавались журналы для радиолюбителей — «Радиолюбитель», «Друг радио», «Радио всем», «Радиофронт», «Радио» и т. д.
Пионер Рунета, радиолюбитель с большим стажем Вадим Гущин сообщает, что «в начале 1980-х радиолюбители освоили пакетную передачу данных, но этот вид связи был запрещен ГИЭ», и они «экспериментировали нелегально». По его словам, «BBS в радиолюбительском эфире появились в середине 80-х», а 1980-м он «выполнял норматив мастера спорта по радиосвязи на КВ и кандидата — по приему и передаче радиограмм».
Из книги «Археология русского интернета»[править | править код]
Отрывок главы «Советские хакеры: телефонный эфир и подпольные радиосети».
Проводное радио[править | править код]
"Аналогичные [ нелегальным телефонным ] социальные сети, только гораздо менее масштабные, организовали жители крупных городов, используя радиоточки, которыми к середине 1980-х были оснащены все советские квартиры, а также производства и учреждения. Вещание в радиоточках начиналось в 6 утра и заканчивалось в час ночи, а все остальное время проводное радио молчало и его можно было использовать для общения, если подключить к радиосети усилитель и наушники. Подобную сеть устроили, например, жители московского района Солнцево. По воспоминаниям одного из пользователей солнцевского радио Бориса Гордона, к его сети подключались в основном старшеклассники, готовые проводить за разговорами бессонные ночи: “Одноклассник у меня был. Он на какой-то домашней тусовке обратил мое внимание на то, что когда отключается радиотрансляция, после этого что-то там происходит, появляются какие-то голоса. Он сказал, что народ подключается и общается через радиотрансляционную сеть друг с другом”. Сигнал не проходил через трансформаторы, поэтому трансляция работала только в пределах одного района, все радиоточки которого были подключены к единой сети проводов. Одновременно в эфире находилось по пять-шесть пользователей: “У нас сидело несколько человек из моего микрорайона, пять человек из соседнего и даже один вояка из местной военной части. У него ничего не было, кроме наушников, поэтому он в них слушал и туда же орал. Его даже было слышно, потому что наушники работали как динамический микрофон”, – рассказывает Борис Гордон.
Дискуссии в солнцевской сети не затрагивали ни политику, ни новости – в основном обсуждали качество связи и ставили музыку. Как и для участников современных социальных сетей, для солнцевского радиосообщества было важно выработать свои правила коммуникации, по сути, сетевой этикет. Например, запрещалось ставить в эфир две песни подряд, потому что нужно было дать людям возможность поговорить. Также под запретом были реальные имена, поэтому каждый выбирал себе ник, состоявший из цифр. “Время было тяжелое, КГБ еще не рассосался, и народ побаивался, – говорит Гордон. – Поэтому по именам никто никого не называл. Были цифровые позывные”.
Эфирное радио[править | править код]
Захват радиочастоты был обычной практикой с 1960-х годов и в СССР, и в США, и в Европе. Правда, если в западных странах радиопираты, как правило, зарабатывали деньги на нелегальной рекламе, то советские радиолюбители не преследовали коммерческой выгоды. Однако они были участниками неконтролируемой коммуникации и подвергались гонениям по политическим причинам. С 1963 года, когда вышло Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР, несанкционированный выход в эфир был приравнен к хулиганству, то есть “нарушению общественного порядка”. До конца 1980-х годов существовала реальная угроза быть пойманным милицией за ночной захват радиоэфира – и проводного, и обычного, то есть на ультракоротких волнах (УКВ). Советское радиохулиганство до сих пор мало изучено, а большая часть архивов советских спецслужб по-прежнему закрыта, поэтому мы не знаем точного количества ни пиратских радиостанций, ни осужденных радиохулиганов. Но известно, что его масштаб был грандиозным: в 1970–1980-е годы радиопираты вещали во всех крупных городах, а также в деревнях, где это часто было единственным развлечением для молодежи. О судебных случаях известно в основном из публикаций в журнале “Радио”, ведомственном издании Министерства связи и ДОСААФ, однако в реальности пойманных нарушителей было гораздо больше.
История отношений радиолюбителей с властями в СССР была запутанной, и это напрямую связано с исторической ситуацией: страна, едва пережив Вторую мировую, оказалась в состоянии холодной войны. Поэтому, с одной стороны, советское государство поощряло радиолюбительство – издавались журналы и учебники со схемами радиоприемников и передатчиков, открывались кружки при ДОСААФ. Массовое милитаристское воспитание включало в себя подготовку квалифицированных кадров радиоинженеров и связистов. С другой стороны, радиолюбители представляли угрозу для власти, и не только из-за того, что они могли свободно выходить в эфир, но и потому, что имели доступ к “голосам”, то есть к западным радиостанциям “Голос Америки”, Би-би-си, Радио Свобода и др. Кроме традиционной группы риска, городской интеллигенции, “голоса” слушали и в деревнях. Вот как вспоминает свой радиолюбительский опыт конца 1960-х директор московского музея усадьбы “Останкино” Геннадий Вдовин: “В деревне Остер Рославльского района Смоленской области мы с дедом моим, отсидевшим все лагеря и отвоевавшим все войны, с удовольствием строили высокую антенну. Тогда Би-би-си и «Голос Америки» пропадали, и их ретранслировала из Минска станция «Детинец»”.
Эта обратная сторона советской милитаризации и популяризации инженерно технического образования обозначилась очень быстро: в 1960-е годы появилось целое поколение технически грамотных молодых людей, способных собрать не только приемник, но и передатчик. Одни принципиально не получали лицензию радиолюбителя, предпочитая пиратскую романтику и свободу. Другие были бы рады выходить в эфир легально, но система приема в ДОСААФ была такой громоздкой, что иногда легализация требовала слишком больших усилий, и радиолюбители предпочитали оставаться незарегистрированными. Основным контингентом были старшеклассники, учащиеся техникумов, иногда первокурсники – молодые люди, у которых было время и возможность строить собственные радиостанции.
Если советские пираты передавали в эфир в основном музыку и иногда общались, избегая при этом политических тем, то западные радиостанции были гораздо более серьезной проблемой для властей. По некоторым оценкам, количество людей, слушающих “голоса”, составляло почти половину городского населения СССР. ЦК КПСС так и не смог справиться с этой проблемой, хотя она обсуждалась в Президиуме еще в конце 1950-х. В “Записках ЦК КПСС о заглушении иностранных радиостанций” от 6 августа 1958-го сообщалось: “Несмотря на все усилия и миллиардные затраты, глушение не достигает цели. Враждебное радио прослушивается по всей стране... Целесообразно рассмотреть вопрос о более эффективных способах ограждения населения от враждебной радиопропаганды. Прежде всего необходимо коренным образом улучшить наше радиовещание для населения СССР, сделать его многопрограммным и разнообразным, удовлетворяющим различные запросы слушателей”.
Осознав, что глушение затратно и не дает нужных результатов, Хрущев предложил разработать и выпустить в продажу приемник, который не принимал бы УКВ. Однако люди не хотели покупать приемники с ограниченной частотой, и это вызвало очередную дискуссию. Поступали предложения изымать приемники с УКВ или перестать выпускать их, чтобы у советских граждан не было выбора. Спустя некоторое время Александр Яковлев, заведующий сектором радио в отделе пропаганды и агитации ЦК КПСС, предложил альтернативный путь: организовать новую информационно-развлекательную программу с большим количеством музыки и с ее помощью заглушать “голоса” – “убить, так сказать, двух зайцев сразу”. Радиостанция “Маяк” должна была вещать на тех же волнах, что и западные станции, а кроме того, в абонентских точках, то есть буквально в каждой квартире.
Хотя советские власти боялись дурного влияния западных радиостанций на советских граждан, в реальности, как показывают исследования советской аудитории, слушатели были далеки от политической повестки и переключали частоту, как только начинались новостные и аналитические программы. Гораздо больше их привлекала музыка и развлекательные передачи, дефицит которых ощущался в эфире официального советского радио. Предпочтения советских радиопиратов – и коротковолновых, и проводных – были примерно такими же. По воспоминаниям самих радиолюбителей и их слушателей, в подпольном эфире никогда не велось разговоров о политике. Ни авторам самодельного радиовещания, ни его слушателям не нужна была альтернативная новостная картина, в гораздо большей степени они хотели слушать западную музыку. Поэтому в 1990-е, когда проблема цензуры отпала, радиопиратство практически исчезло, а его функции стали с избытком выполнять лицензионные коротковолновые радиостанции. Они без ограничений транслировали западную эстраду, рок и другую, еще недавно запрещенную музыку. А радиопираты благополучно мигрировали на интернет-форумы. "
Цитата из книги Ильи Кормильцева «Великое рок-н-ролльное надувательство — 2»[править | править код]
"Мы не знали советской власти такой, какой ее замышлял Сталин, не говоря уже о призрачных на тот момент тенях Ленина и Троцкого. Мы выросли и возмужали при Брежневе. С его птенцами нам и приходилось иметь дело. Именно о них были наши ранние песни — о комсомольских цыплятах с оловянными глазками, веривших только в джинсы и загранкомандировки. О бездуховности и смерти веры. О войне против будущего во имя животных радостей настоящего — потных лобков млеющих комсомольских подруг в обкомовской бане. (Мне не хочется сыпать цитатами: пусть тяжесть доказательства противного лежит на обвинителях. Пусть они найдут хоть одну антисоветскую строку в доперестроечном русском роке — и я возьму свои слова обратно.)
Реакция на развертывающийся у нас на глазах процесс обуржуазивания была спонтанной и синхронной — это была стихийная реакция юных идеалистов на наличную фальшь социума. Типичный, как сказали бы сейчас, сетевой процесс. Узлы возникали, не подозревая о существовании друг друга, и только потом устанавливали между собой горизонтальные связи — на уровне двора, города, страны. Устанавливали медленно: так о существовании питерского андерграунда мы узнали в 1983-ем, когда у нас у самих за плечами было уже по несколько созданных групп и записанных альбомов.
В силу сетевой природы процесса каждый центр кристаллизации того, что позже получило название «русского рока», имел свою, отчетливо выраженную специфику: Питер наиболее был связан с западными веяниями, Москва никогда не могла до конца изжить свое родство с кухонными бардами предыдущего поколения, мы же (и сибиряки) были дики и безродны как Гог и Магог. Запад мы, конечно, уважали, но примерно как древние греки своих богов — без пиетета. Барды были нам точно не родня — Высоцкого (и Северного) сдержанно уважали, за упоминание же об Окуджаве или Галиче можно было конкретно получить в хлебало. Антисоветчина — что сам-, что тамиздатовская — вызывала однозначную враждебность.
Помню типичную сцену из поздних 70-ых: баня на задворках дачного участка, бутылка «Эрети», приемник «Спидола», напряженное вслушивание в лирический оргазм Роберта, скажем, Планта, пробивающийся через рев глушилок. И вдруг — Whole Lotta Love заканчивается, сразу же унимаются глушилки (да, да — их врубали в основном на музыке — за работу, господа конспирологи!) — и в эфире возникает квакающий эмигрантский голос, докладающий, говоря стихами Емелина:
«Про поэтов на нарах, // Про убийство царя // И о крымских татарах, // Что страдают зазря…»
И тут же чей-нибудь ленивый вопль: «Дюха, выруби этого козла, поищи еще музон!» Так что маленькая хитрость мистера Бжезинского не срабатывала: караси, обглодав мякиш, выплевывали крючок. (Или именно так и было задумано? Это нам объяснят конспирологи, которые, как известно, всегда правы.)"