Новость:«Опьянённый богом»
22 ноября 2024, где?
Я никогда не согрешу:
Душа тиха.
Я только Господом дышу
Из уст стиха…
Как-то вечером, как всегда быстро переключая каналы, я случайно наткнулся на документальный фильм на канале «Культура» – «Если бы не Коля Шатров». И хотя по другим каналам шли популярные передачи со «звездами», ждали неотложные дела по дому, звонили друзья с заманчивыми предложениями, но оторваться от экрана ТВ я так и не смог!
Уже в журнале «Антенна» я вычитал, что режиссером 44-минутного фильма (2011 г.) являлась Наталья Назарова, в нем приняли участие современные видные поэты, литературоведы, искусствоведы, слависты, архитекторы, физики и даже кукольница – жена героя фильма Маргарита Димзе. Все до одного гордились тем, что были близки к этому человеку. Но кто он такой, Николай Шатров?
Итак, пока только сухие факты. Николай Владимирович Шатров (17.01.1929 г. – 30.03.1977 г.) – мало кому известный поэт, сын арбатского гомеопата Владимира Михина, репрессированного (вот почему у Николая фамилия матери. – В.П.), хорошо знавшего Луначарского, умер в 1942 году и похоронен в Тбилиси. Родители развелись еще до войны. Отца ему заменил отчим – художник. Мать Николая – театральная актриса Ольга Дмитриевна Шатрова. Во время войны театр, в котором она работала, был эвакуирован, и до 1949 года Николай путешествовал вместе с труппой: Омск, Нижний Тагил, Березняки, Тюмень, Алма-Ата и, наконец, Семипалатинск, где семья осталась жить на время. Николай учился в местном пединституте, там же принес первые свои стихи в газету «Прииртышская правда». В них четко слышались отзвуки творчества А. Блока и Б. Пастернака. Но вместо их публикации газета поместила разгромную статью, обвиняющую молодого поэта в безыдейности. (Помните, знаменитое: «Я «Доктора Живаго» не читал, но осуждаю!»? Похоже, не правда ли? – В.П.) Позже какое-то время учился на журфаке Казахского университета. Из Казахстана поэт переехал на Урал. Перебраться в Москву ему помог Борис Пастернак. В столице Шатров пытался завершить образование на журфаке МГУ, но что-то не вышло. Потом недолго учился в Литинституте. И всё это время его опекал Пастернак. Из воспоминаний современников, что Пастернак как-то на одном своем выступлении в музее Скрябина сказал, что из молодых поэтов он ценит Виктора Бокова, Евгения Винокурова, Николая Глазкова (жившего в Мытищинском районе, в Перловке. – В.П.), Бориса Слуцкого и «нашего Кику». Кика – это и есть Николай Шатров. В. Хромов вспоминал: «Пастернак и Софроницкий поддерживали Шатрова даже чисто материально. Они «покупали» у него стихи, то есть просто давали деньги – оставляли их в гардеробе в кармане пальто читавшего в зале Шатрова, в зависимости от количества написанного, Пастернак следил за соразмерностью «гонорара» строго». Но даже при этом Шатров Пастернака, как поэта, не ценил, считая, что «пастернаковский простор ограничивается его дачей». Творчество Н. Шатрова благословляли, кроме Пастернака, Илья Эренбург, Павел Антокольский, Николай Глазков, отец Александр Мень. В 1954 году Николай опять недолго посещал неформальную поэтическую группу, лидером которой был поэт Леонид Чертков (1933–20.06.2000, Кельн, в 1957 году получил пять лет лагерей), но при этом оставался «блуждающей звездой». Издатели и критики в один голос твердили, что в его поэзии нет социального оптимизма, а есть только упадничество. Пришлось работать с 1960 года смотрителем в одном из залов Третьяковской галереи, чтобы избежать обвинения в тунеядстве. Тем не менее эта работа нравилась ему, его вдохновляла жизнь в окружении полотен и общение с незаурядными сотрудниками галереи. Но проработал Шатров недолго: ранним февральским утром 1961 года по дороге в Третьяковку, в Лаврушинском переулке он попал под снегоочиститель, чудом спасся, но потерял несколько пальцев на руке. Да еще пролежал три месяца с переломом шейки бедра. Так, в 32 года он стал инвалидом.
Николай Шатров был поэтом редкого дарования, эксцентричный, как Дон Кихот, яркий, как Дон Жуан, одна из самых заметных фигур московской богемы середины прошлого века. Он был способен как на хулиганство, так и на поступок. Когда в 1949 году П. Антокольского изгоняли из Литературного института за космополитизм, только студент Семипалатинского пединститута поддержал замечательного поэта. Или когда в журнале «Новый мир» № 1 за 1950 год появилась статейка, клеймившая А. Грина, как антисоветчика, Шатров тут же ответил стихами:
Теперь не удивляюсь я ничему –
Ни даже из навозной кучи грому.
Я снова пожелаю вам чуму,
Чуму на оба ваших дома.
И наконец, во время беспощадной травли Бориса Пастернака именно Николай Шатров свел поэта с французской слависткой Жаклин де Пруайар (принимавшей участие и в документальном фильме. – В.П.), которая и передала в Париж рукопись «Доктора Живаго» с авторскими правками.
В начале 1980-х годов В. Алейников безуспешно пытался издать стихи поэта хотя бы за рубежом, передав их в журнал «Континент», но всё было тщетно. Лишь в 1989 году поэт Евгений Евтушенко в своей «Антологии» опубликовал одно стихотворение «Каракульча» в журнале «Огонек». В журнале «Новое литературное обозрение» (№ 2, 1993) было напечатано три стихотворения, да в 1995 году в США вышла единственная за рубежом, благодаря Феликсу Гонеонскому, книга поэта, названная просто «Стихи» (Нью-Йорк, «Аркада»).
А теперь неформальные воспоминания о поэте. Его друг Рафаэль Соколовский в 2011 году писал в «Юности»: «А жил он (Николай Шатров. – В.П.) с женой (тогда еще с Лилианой. – В.П.) и дочкой на птичьих правах в крохотной комнатенке, где едва умещались кровать, тумбочка и коляска для малышки. Собственно говоря, две комнаты в общежитии были выделены его матери Ольге Дмитриевне Шатровой, которая работала в заводском Доме культуры режиссером народного театра. В годы эвакуации она блистала на сцене русского драматического театра в Семипалатинске и была даже удостоена звания заслуженной артистки Казахской ССР. А вернулась в Москву, оказалась у разбитого корыта – жить было негде, и потому из-за двух комнаток в рабочем общежитии вынуждена была согласиться руководить заводской художественной самодеятельностью».
В 1958 году Николай и Лилиана разошлись. Шатров женился на Маргарите Димзе. Николай Глазков в то время снабжал его подстрочниками якутских и армянских поэтов, что приносило хоть какой-то заработок.
А вот воспоминания Владимира Алейникова, опубликованные в журнале «День и ночь» № 6 за 2010 год: «Женя снова вздохнул и сказал: «А давай позвоним Коле Шатрову! Он у своей Маргариты, недалеко от меня живет. Пусть приедет! Выпьем. Поговорим. Стихи почитаете оба. И подружитесь, полагаю». «Звони!» – согласился я. Нутович стакан отодвинул, потянулся рукой к телефону. Быстро набрал номер. «Алло! Маргарита? Приветствую тебя. Это Женя Нутович. Скажи мне, а Коля дома? Что, что? Не слышу. Он в Пушкино? На даче? В такой-то холод? Ну, это в шатровском духе. Снова пишет? Ну, молодец. Ты ему передай, что звонил Нутович. Мы у меня вместе с Володей Алейниковым, поэтом. Да, да, с тем самым. Знаешь? Вот и чудесно. А Коля когда появится? Что? Не скоро ещё? Ты сама едешь к нему? На ночь глядя? Ну, тогда привет передай. От нас обоих. Пусть пишет. Созвонимся потом. До встречи!» Он, вздохнув, положил трубку. «Жаль, что не вышло встретиться с Колей прямо сейчас!» Уж так ему, видимо, хотелось этого нынешним вечером. «Ничего, не переживай, – сказал я. – Ещё увидимся». «Увидимся! – согласился Нутович. – А так мне хотелось, представляешь, чтобы мы встретились!» «Всё успеется, Женя, – сказал я. – Всё у нас ещё впереди». «Да, – согласился Нутович, – всё у нас ещё впереди». Впереди были всего-то два года жизни у Коли Шатрова. Но разве тогда зимой, посреди холодов и снегов, оба мы знали об этом?»
Николай Шатров длительное время жил в нашем Пушкино, его дача находилась неподалеку от прихода священника Александра Меня. Шатров был верующим человеком. А в 70-х годах частое общение с выдающимся священнослужителем родило немало духовных стихов. Но стихи последних лет были пронизаны предчувствием смерти. Так получилось, что Александр Мень его и отпевал в Новой Деревне, когда 30 марта 1977 года Николай Шатров в возрасте 48 лет внезапно скончался от инсульта. Уже была выкопана могила при церкви, но вдруг староста категорически запретил захоронение, не помогли даже просьбы о. Меня. Все закончилось тем, что гроб с телом покойного увезли в крематорий. Так вышло, что своей могилы у Шатрова не появилось – урна с его прахом после долгих скитаний была тайно закопана на месте захоронения отца Маргариты Димзе (старого большевика Рейнгольда Берзине) на Новодевичьем кладбище. В те времена вход на это привилегированное кладбище разрешался только по спецпропускам, так что даже близкие друзья Шатрова не могли посетить эту могилу. Не смогли они выполнить и предсмертную просьбу поэта:
Когда уйду с земли, то вы, друзья живые,
Пишите на холме, где кости я сложил:
«Здесь человек зарыт, он так любил Россию,
Как, может быть, никто на свете не любил».
Но это даже символично: выходит, что настоящий поэт принадлежит всей Земле!
Владимир ПАРАМОНОВ,
член Союза краеведов России.
На снимках:
Николай Шатров.
Н. Шатров (крайний слева) с коллегами.