Материалы:Ричард Столлман. Неверное понимание копирайта — цепь ошибок

Неверное понимание копирайта — цепь ошибок.

Ричард Столлман

С законом о копирайте происходит нечто странное и опасное. Согласно Конституции США, копирайт существует для того, чтобы приносить выгоду пользователям — тем, кто читает книги, слушает музыку, смотрит фильмы или запускает компьютерные программы — а не ради издателей или авторов. И тем не менее, даже при том, что люди всё чаще отвергают и нарушают копирайтные ограничения, наложенные на них «ради их же блага», правительство США вводит всё новые и новые ограничения, и пытается заставить людей подчиняться, запугивая новыми суровыми карами.

Как же случилось, что копирайтная политика стала диаметрально противоположна собственной заявленной цели? И как нам вернуть согласие с этой целью? Чтобы понять это, давайте обратимся к источнику копирайтного законодательства в Соединённых Штатах: Конституции США.

Копирайт в американской Конституции

Когда писалась Конституция, идея, будто авторы имеют право на копирайтную монополию, была предложена — и отвергнута. Основатели нашего государства исходили из другого принципа — что копирайт есть не естественное право авторов, а искусственная уступка, сделанная им во имя прогресса. Конституция допускает существование копирайта в этом параграфе (Глава I, Раздел 8):

(Конгресс имеет право) содействовать прогрессу наук и полезных искусств, передавая на ограниченное время авторам и изобретателям исключительное право на их произведения и изобретения.

Верховный Суд неоднократно подтверждал, что содействие прогрессу означает выгоду для пользователей работ, подпадающих под копирайт. Например, в деле Fox Films против Doyal, суд постановил,

«Единственный интерес Соединённых Штатов и основная цель присвоения (копирайтной монополии) — общая выгода, извлекаемая гражданами из труда авторов».

Это основополагающее решение объясняет, почему Конституция не требует копирайта, лишь допускает его возможность — и почему требует, чтобы он длился лишь «ограниченное время». Будь копирайт естественным правом, ничто не могло бы оправдать прекращения действия этого права по прошествии некоторого времени — как ничто не может оправдать перехода чьего-либо дома в общественную собственность через некоторое время после того, как он построен.

«Копирайтная сделка»

Копирайтная система предоставляет авторам и издателям привилегии и позволяет им извлекать из них выгоду; но она делает это не ради них. Её цель — изменить их поведение: дать авторам стимул больше писать и больше публиковать. По сути, правительство от имени граждан, тратит их естественные права в сделке, которая должна принести им больше опубликованных работ. Правоведы называют это «копирайтной сделкой». Точно так же правительство покупает дороги или аэропланы, тратя деньги налогоплательщиков; только в данном случае правительство распоряжается нашей свободой, а не нашими деньгами.

Но так ли верно, что сделка в нынешнем виде выгодна гражданам? Сделку можно заключить на разных условиях; какие же будут наилучшими? Для ответа на этот вопрос нам придётся рассмотреть копирайта со всех сторон. Если мы неправильно поймём природу вопроса, мы, скорее всего, примем неверное решение.

Конституция наделяет полномочиями, даваемыми копирайтом, авторов. На деле же, авторы чаще всего уступают их издателям; именно издатели, а не авторы, обычно пользуются этими полномочиями и получают наибольшую выгоду — хотя и авторам, возможно, кое-чего достаётся. Поэтому чаще всего именно издатели лоббируют расширение копирайтных полномочий. Для лучшего отражения реалий, а не мифов копирайта, мы будем, говоря в этой статье о держателях копирайта, иметь в виду издателей, а не авторов. Пользователей работ, подлежащих копирайту, будем называть «читателями»: хотя использование не всегда означает чтение, «пользователи» — слишком общее и абстрактное понятие.

Первая ошибка: «достичь баланса»

Копирайтная сделка выводит на первый план общество: её цель — выгода читающей публики; выгода издателей, если она и есть — лишь средство. Интересы читателей и издателей, таким образом, качественно различны в приоритете. Первый шаг на пути к неверному пониманию копирайта — поднять издателей на один уровень значимости с читателями.

Часто говорят, что цель американского копирайта — «достигнуть баланса» между интересами издателей и читателей. Те, кто так говорит, утверждают, будто это лишь переформулировка позиции, выраженной в Конституции; другими словами, утверждается, что это эквивалент копирайтной сделки.

Но две эти интерпретации вовсе не эквивалентны; они отличаются концептуально и отличаются по смыслу. Идея баланса подразумевает, что интересы пользователей и издателей отличаются лишь количественно — какой вес мы должны им придать, и в каких действиях они проявляются. Чтобы представить дело таким образом, часто используется термин «пайщики» («stakeholders»); он подразумевает, что политическое решение должно в равной мере учитывать все интересы. Такой взгляд противоречит качественному различию интересов читателей и издателей, которое лежит в корне участия правительства в копирайтной сделке.

Такая подмена имеет далеко идущие последствия, поскольку «балансовая» интерпретация отбрасывает главную защиту граждан в копирайтной сделке — идею, что копирайтные привилегии оправданы только во имя читателей, но никак не во имя издателей. Поскольку интерес издателей рассматривается как цель, он может сам по себе оправдывать копирайтные привилегии, другими словами, идея «баланса» говорит, что привилегии могут быть оправданы во имя кого-то ещё, помимо граждан.

Практическое следствие идеи «баланса» состоит в том, что бремя доказательств необходимости изменения копирайтных законов переносится с издателей на граждан. Копирайтная сделка требует, чтобы издатели убеждали граждан отказаться от тех или иных свобод. Идея баланса, по сути, разворачивает ситуацию на 180 градусов, поскольку, в общем, нет никаких сомнений, что новые привилегии издателям выгодны. За исключением случаев, когда можно доказать, что вред обществу «перевешивает» эту выгоду, мы вынуждены заключить, что издатели заслуживают почти любых привилегий, какие только пожелают.

Поскольку идея «достижения баланса» между издателями и читателями отрицает заслуженный примат читателей, мы должны от неё отказаться.

Баланс с чем?

Когда правительство покупает что-то для граждан, оно действует от их имени; его долг — добиться наилучшей сделки — наилучшей для граждан, а не для другой стороны сделки.

Например, подписывая контракты на постройку автострад со строительными компаниями, правительство старается потратить как можно меньше денег граждан. Правительственные агентства используют торги, чтобы сбить цену.

На практике цена не может быть нулевой, поскольку ни один участник торгов не согласится на такие условия. Хотя их интересы и не требуют особого учёта, у них есть обычные права граждан свободного общества, включая право отказаться от невыгодных контрактов; даже самой дешёвой сделки окажется достаточно, чтобы принести прибыль одному из участников торга. Так что баланс, в каком-то смысле, и правда есть. Но это не намеренное балансирование двух интересов, каждое из которых требует учёта. Это баланс между общественной пользой и силами рынка. Правительство пытается добиться для налогоплательщиков-мотористов наилучшей сделки, которая возможна на свободном рынке в свободном обществе.

В копирайтной сделке правительство расходует нашу свободу, а не наши деньги. Свобода ценнее денег, так что ответственность правительства за разумное и бережное отношение к нашей свободе ещё выше, чем его ответственность за такое же отношение к нашим деньгами. Правительства ни в коем случае не должны ставить интересы издателей наравне с интересами публики.

Не «баланс», а «компромисс»

Идея баланса интересов читателей с интересами издателей — неверный путь рассуждений о копирайтной политике, но интересы, которые необходимо уравновесить, и впрямь существуют: это различные интересы читателей. Читатели заинтересованы в свободе использования опубликованных работ; в зависимости от обстоятельств, они также могут быть заинтересованы поощрять публикации с помощью некоторой системы стимулов.

Слово «баланс» при обсуждении копирайта стало кратким обозначением идеи «достижения баланса» между читателями и издателями. Следовательно, использование слово «баланс» по отношению к двум интересам читателей может внести путаницу. Нам нужен другой термин.

Обычно, когда у кого-то есть две цели, которые частично противоречат друг другу, и потому одновременно недостижимы, мы говорим о «компромиссе». Соответственно, вместо того, чтобы говорить о «достижении баланса» между сторонами, мы должны говорить о «поиске разумного компромисса между отказом от наших свобод и их сохранением.»

Вторая ошибка: максимализм

Вторая ошибка в копирайтной политике состоит в том, чтобы признать целью максимизацию — а не просто увеличение — числа опубликованных работ. Ошибочная идея «достижения баланса» ставит издателей наравне с читателями; вторая ошибка ставит их выше читателей.

Когда мы что-то покупаем, мы обычно не выкупаем всё, что есть на складе, и не берём самую дорогую модель. Напротив, мы сохраняем деньги для других покупок, покупая столько, сколько нам нужно, и выбирая модель достаточного (а не наивысшего) качества. Принцип уменьшения полезности говорит, что тратить все наши деньги на один конкретный товар — вероятно, не самый эффективный способ расходовать ресурсы; обычно мы предпочитаем сохранить сколько-то денег для других целей.

Принцип уменьшения полезности применим к копирайту так же, как и к другим приобретениям. Сначала нам стоит отказаться от тех свобод, которых нам меньше всего жалко, и отказ от которых сильнее всего поощряет публикацию. Отказываясь от всё новых свобод, всё больше ограничивая себя, мы обнаружим, что каждая следующая уступка оказывается болезненнее предыдущей, и всё меньше увеличивает активность литераторов. Задолго до того, как увеличение станет нулевым, мы решим, что новые уступки не оправдывают увеличения публикаций; тогда мы и заключим сделку, результатом которой станет увеличение числа публикаций, но никак не предельная максимизация.

Приняв цель максимизации числа публикаций, мы с ходу отбрасываем все эти разумные, более выгодные сделки — такая цель требует, чтобы публика отказалась почти ото всей своей свободы использовать опубликованные работы ради малейшего увеличения публикаций.

Риторика максимизации

На практике, цель максимизации публикаций вне зависимости от цены для свободы поддерживается широко распространённым образом мыслей, который утверждает, будто общественное копирование противоправно, нечестно и есть заведомое зло. К примеру, издатели называют тех, кто копирует, «пиратами» — ругательство, призванное приравнять обмен информацией со своим соседом с нападением на корабль. (Это ругательство раньше использовалось авторами по отношению к издателям, которые придумывали законные способы публиковать книги без согласия авторов; современные издатели используют это слово почти в прямо противоположном значении.) Этот образ мыслей прямо отрицает конституционную основу копирайта, однако его апологеты представляют всё так, словно это безусловная традиция американской системы права.

Риторика «пиратства» обычно не оспаривается, поскольку она настолько заполонила прессу, что лишь немногие люди понимают, насколько она радикальна. Она эффективна, поскольку если копирование, осуществляемое публикой, фундаментально нелегитимно, у нас не остаётся возможности возражать, когда издатели требуют, чтобы мы отказались от своей свободы этим заниматься. Другими словами, когда от публики требуют показать, почему издателям не стоит давать дополнительную власть, самая важная из всех причин — «мы хотим копировать» — заранее оказывается отвергнутой.

Таким образом, не остаётся никакой возможности оспаривать увеличение копирайтной власти, кроме ссылок на побочные проблемы. Потому-то современные противники усиления копирайта почти всегда ссылаются на побочные проблемы, и никогда не отваживаются заявить, что свобода распространять копии — есть легитимная общественная ценность.

Цель максимизации позволяет издателям заявлять, что «Некоторая практика снижает наши продажи — ну, или нам кажется, что может снижать — так что мы полагаем, что она снижает публикации на некое неизвестное количество, а потому она должна быть запрещена.» Нам навязан возмутительный вывод, что общественное благо измеряется уровнем продаж издателей: Что хорошо для Больших Издателей, хорошо для США.

Третья ошибка: максимизация власти издателей

Как только издатели добились согласия с тем, что цель копирайтной политики — максимизировать публикации любой ценой, их следующий шаг — предположение, будто для этого им надо максимальную власть, распространить копирайт на любое использование работ, которое только можно вообразить, или ввести другие легальные средства, вроде «упаковочных» лицензий, которые делают то же самое. Эта цель, которая влечёт за собой отмену «добросовестного использования» и «права первой продажи», продвигается на всех доступных правительственных уровнях, от штатов США до международных организаций.

Это ошибочный шаг, поскольку жёсткий копирайт препятствует созданию новых полезных работ. К примеру, Шекспир заимствовал сюжеты своих пьес из работ, которые были опубликованы другими людьми несколькими десятилетиями ранее, так что, действуй тогда современный копирайт, его пьесы были бы вне закона.

Даже если бы мы хотели добиться максимально возможного числа публикаций, невзирая на цену, которую заплатит общество, максимизация власти издателей — неверный путь добиться этого. Это негодное средство поддержки прогресса.

Последствия трёх ошибок

Современная тенденция в копирайтном законодательстве состоит в том, чтобы предоставлять издателям всё больше власти на всё больший период времени. После того, как основа копирайта оказалась извращёна рядом ошибок, найти основания для отказа становится всё труднее. Законодатели делают вид, что копирайт служит интересам общества, но в действительности дают издателям всё, что те пожелают.

К примеру, вот что сказал сенатор Хатч, когда представлял S. 483, закон 1995 года, увеличивающий срок копирайта на 20 лет:

Уверен, что сейчас мы подошли к тому моменту, когда пора задать вопрос, верно ли, что нынешний срок копирайта по-прежнему адекватно защищает интересы авторов; а также правда ли, что срок защиты по-прежнему даёт достаточный стимул создавать новые авторские работы.

Закон продлевал копирайт на уже опубликованные работы, написанные с 20-х годов. Поправка стала уступкой издателям без какой-либо мыслимой выгоды публике — ведь сейчас уже невозможно ретроактивно увеличить количество книг, которые тогда были опубликованы. Тем не менее, публике это стоило свободы, которая сейчас имеет смысл — свободы распространять книги той поры.

Закон также продлил копирайт на работы, которые ещё не написаны. Для работ, выполненных по найму, копирайт будет длиться 95 лет вместо текущих 75. Теоретически, это может создать стимул для создания новых работ; однако, от любого издателя, который заявляет, что ему нужен этот дополнительный стимул, стоило бы потребовать обосновать это требование, представив проект бюджета на 75 лет вперёд.

Нечего и говорить, что Конгресс и не думал оспаривать доводы издателей: закон, продлевающий копирайт, вступил в силу в 1998 году. Его назвали Закон Сонни Боно о продлении сроков копирайта, по имени одного из его спонсоров, умершего ранее в том же году. Его вдова, которая заседала остаток его срока, заявила следующее:

На самом деле, Сонни хотел, чтобы копирайт длился вечно. Помощники сообщили мне, что такое изменение противоречит Конституции. Я приглашаю всех вас к совместной работе над тем, чтобы укреплять наши копирайтные законы всеми доступными нам способами. Как вам известно, Джек Валенти предложил установить срок вечность минус один день. Возможно, комитету стоит подумать на следующем Конгрессе.

Впоследствии в Верхновном Суде слушалось дело, призванное отменить закон на том основании, что ретроактивное продление сроков никак не служит конституционной цели способствовать прогрессу. Суд в ответ отказался от обязанности рассмотреть этот вопрос; в вопросах копирайта, Конституция защищена лишь на словах.

Другой закон, утверждённый в 1997, объявил преступлением изготовление достаточно большого количества копий любой опубликованной работы, даже если вы раздаёте их друзьям просто так. Ранее в США это вообще не считалось правонарушением.

Позднее был разработан ещё худший закон, Digital Millenium Copyright Act (DMCA), призванный вернуть ненавистную пользователям защиту от копирования, объявив преступлением взлом защиты или даже публикацию информации о том, как её взломать. Этот закон стоило бы назвать «Domination by Media Corporations Act», поскольку он даёт возможность издателям писать свои собственные законы копирайте. Он говорит, что они могут наложить абсолютно любые ограничения на использование работы, и эти ограничения станут законом, при условии, что в работе содержится какое-либо шифрование или менеджер лицензий, который их осуществляет.

Один из аргументов в поддержку этого закона состоял в том, что он необходим для выполнения недавнего соглашения по увеличению власти держателей копирайтов. Соглашение было принято Всемирной Организацией «Интеллектуальной Собственности», в которой доминируют держатели патентов и копирайтов, при поддержке администрации Клинтона; поскольку соглашение лишь увеличивает копирайтную власть, едва ли оно служит интересам граждан какой-либо страны. Так или иначе, закон зашёл даже дальше, чем требовало соглашение.

Библиотеки были главной силой, выступавшей против этого закона, особенно в части, которая ограничивает те формы копирования, которые раньше считались «добросовестным использованием». Что ответили издатели? Бывший член палаты представителей Пэт Шрёдер (ныне лоббист Ассоциации Американских Издателей), заявил, что издатели «не выживут в условиях, о которых просят (библиотеки)». Поскольку библиотеки просили лишь о частичном сохранении статус-кво, стоило бы поинтересоваться, как издатели вообще дожили до наших дней.

На встрече со мной и другими противниками закона, конгрессмэн Барни Франк продемонстрировал, как далеко зашло пренебрежение к взглядам на копирайт, выраженными Конституцией США. Он заявил, что новые ограничения, поддержанные уголовными наказаниями, были совершенно необходимо, поскольку «киноиндустрия беспокоится», и «музыкальная индустрия», и другие «индустрии». Я спросил его: «Но разве это в интересах общества?» В ответ он сказал следующее: «Почему Вы говорите об интересах общества? Эти творческие люди не обязаны отказываться от своих прав в интересах общества!» «Индустрию» отождествляют с «творческими людьми», которых она нанимает, копирайт рассматривается как право, а Конституцию перевернули с ног на голову.

DMCA был принят в 1998. Согласно ему, добросовестное использование остаётся номинально легитимным, однако издателям дана возможность запретить все программы и оборудование, с помощью которого его можно было бы осуществить. По сути, добросовестное использование запрещено.

На основании этого закона киноиндустрия ввела цензуру свободных программ для записи и проигрывания DVD, и даже на информацию о том, как их читать. В апреле 2001 профессор Эдвард Фелтен из Принстонского университета был вынужден, под угрозой судебного преследования со стороны американской ассоциации звукозаписывающих компаний (RIAA, Recording Industry Association of America), отозвать статью, в которой рассказывал о том, что он узнал о предложенной системе шифрования, призванной ограничить доступ к записям музыки.

Появляются электронные книги, лишающие читателей многих традиционных свобод — к примеру, свободы одолжить книгу своему другу, продать её букинисту, взять в библиотеке, купить её, не оставляя своего имени в корпоративной базе данных, и даже свободу прочесть её дважды. Зашифрованные электронные книги обычно ограничивают подобные действия — вы можете читать их только специальной секретной программой, которая устроенна так, чтобы вас ограничивать.

Я никогда не куплю такую зашифрованную, несвободную электронную книгу, и я надеюсь, что вы тоже от них откажетесь. Если электронная книга не даёт вам те же свободы, что и традиционная бумажная книга, не принимайте её!

Любой, кто независимо выпустит программу, которая может читать несвободные электронные книги рискует столкнуться с преследованием. В 2001 году российского программиста Дмитрия Склярова арестовали во время поездки на конференцию в США за то, что он написал подобную программу в России, где это было законно. Теперь в России также готовиться закон, который запретит такие программы. Подобный же закон недавно приняли в Европейском Союзе.

Электронные книги на данные момент потерпели коммерческую неудачу на массовом рынке, но не потому, что читатели решили защитить свою свободу; они оказались непривлекательны по другим причинам, например из-за того, что с экрана компьютерного дисплея нелегко читать. Нельзя надеяться, что эта счастливая случайность защитит нас и дальше; в следующий раз для продвижения электронных книг будет использоваться «электронная бумага»—книгоподобные устройства, в которые можно загружать зашифрованные, несвободные книги. Если эти бумагоподобные поверхности окажутся более подходящими, чем экраны современных дисплеев, нам придётся защищать свою свободу, чтобы сохранить её. Тем временем, электронные книги уже занимают отдельные ниши: Нью-Йоркский Университет и другие школы дантистов требуют от своих студентов покупать учебники в виде несвободных электронных книг.

И этого медиакомпаниям мало. В 2001 году сенатор Холлингз, которого содержит Дисней, предложил закон по названием «Security Systems Standards and Certification Act» (SSSCA), который требует, чтобы на все компьютеры (и другие цифровые записывающие и воспроизводящие устройства) устанавливались государственная система, мешающая копированию. Такова их конечная цель, но первый пункт их планов — запретить любое оборудование, которое может играть цифровой HDTV, если его конструкция не препятствует гражданам «вмешиваться» (т.е., изменять для своих нужд). Свободные программы — это программы, которые пользователь может изменять; таким образом, мы впервые столкнулись с законом, который прямо запрещает свободные программы для решения некоторой задачи. Несомненно, скоро последует запрет и других функций. Если FCC примет эти правила, под запрет попадут существующие свободные программы, такие как GNU Radio.

Чтобы заблокировать эти законы и правила, требуются политические шаги.

Найти правильную сделку

Как же правильно вести политику в области копирайта? Если копирайт — сделка, заключённая от имени граждан, он должен в первую очередь служить интересам граждан. Долг правительства, когда оно продаёт свободу граждан — продать только то, что необходимо и продать как можно дороже. По меньшей мере, следует ограничить копирайт настолько, насколько возможно, сохраняя сравнимый уровень публикаций.

Поскольку мы не может найти наименьшую цену через торги, как это бывает со строительными проектами, как же нам найти её?

Один возможный путь — уменьшать копирайтные привилегии постепенно, и смотреть на результаты. Наблюдая заметное уменьшение публикаций (если оно будет), мы сможем узнать, сколько копирайтной власти в действительности нужно, чтобы добиться общественных целей. Мы должны судить по действительным наблюдениям, а не по тому, что предсказывают издатели, поскольку у них есть все основания предрекать самые ужасные последствия любого уменьшения их власти.

Копирайтная политика включает несколько независимых измерений, которые должны исследоваться отдельно. Когда мы найдём необходимый минимум по одному измерению политики, может оказаться, что возможно уменьшить копирайт по другим направлениям, сохраняя желаемый уровень публикаций.

Одно важное измерение копирайта — его срок, составляющий ныне порядка столетия. Уменьшить срок монополии на копирование до десяти лет, начиная с даты, когда работа опубликована, будет хорошим первым шагом. Другой аспект копирайта, который затрагивает создание производных работ, может длиться дольше.

Почему отсчёт идёт с даты публикации? Потому что копирайт на неопубликованные работы не ущемляет прямо свободы читателей; свободны ли мы копировать работу — бессмысленный вопрос, когда у нас нет копий. Так что, если дать автору больше времени на то, чтобы опубликовать работу, вреда не будет. Авторы (которые обычно владеют копирайтом до публикации) вряд ли будут часто задерживать публикацию, чтобы оттянуть конец срока копирайта.

Почему десять лет? Это безопасно; мы можем быть практически уверены, что такое уменьшение не окажем большого влияния на жизнеспособность нынешних издательств. Успешные работы в большинстве областей и жанров приносят большую прибыль лишь несколько лет, и тираж даже успешных работ обычно заканчивается намного раньше десяти лет. Даже для справочников, которые могут быть полезны десятилетиями, копирайта в десять лет должно хватить: регулярно выпускаются обновлённые издания, и многие читатели купят современное издание под копирайтом, а не копию десятилетней давности, ставшую общественным достоянием.

Десять лет всё равно может оказаться слишком большим сроком; впоследствии мы можем попробовать подстроить систему, ещё уменьшив этот срок. На выступлении по копирайту во время литературной встречи, где я предложил десятилетний срок, известный автор фэнтези, сидевший позади меня, решительно возразил, заявив, что любой срок больше пяти лет неприемлем.

Но нам нет необходимости применять один и тот же временной срок ко всем видам работ. Поддержание предельной однородности копирайтной политики не существенно для интересов общества; закон о копирайте уже содержит множество исключений для разных типов использования и разных носителей. Было бы глупо платить за все проекты автострад цену самого трудного проекта в самых дорогих районах страны; точно так же глупо «платить» за все виды искусств наибольшую цену (в терминах свободы), которую мы найдём необходимой для какого-то одного вида.

Так что, быть может, для романов, словарей, компьютерных программ, песен, симфоний и фильмов сроки копирайта должны быть различны, так что мы сможем уменьшить срок копирайта для каждого вида работ до величины, необходимой для того, чтобы опубликовать много подобных работ. Возможно, на фильмы длиннее одного часа копирайт должен составлять 20 лет, поскольку их дорого делать. В моей области, компьютерном программировании, должно хватить трёх лет, поскольку циклы производства там ещё короче.

Другое измерение — насколько широко понимать добросовестное использование: те или иные способы воспроизведения всей или части опубликованной работы, которые разрешены законом, несмотря на то, что сама работа находится под копирайтом. Естественный первый шаг в уменьшении этого измерения копирайтной власти — позволить иногда делать немного копий для личного некоммерческого использования и распространять их среди других людей. Это положит конец вмешательству копирайтной полиции в частную жизнь людей, но вряд ли окажет большое влияние на продажи опубликованных работ. (Возможно понадобиться предпринять другие законодательные шаги, чтобы не допустить использования «обёрточных» лицензий для ограничения такого копирования вместо копирайта.) Опыт Напстера показывает, что мы должны также разрешить некоммерческое распространение неизменных копий для широкой аудитории — когда так много граждан желает копировать и делиться копиями, и полагают этот обмен полезным, остановить их могут лишь драконовские меры; а общество заслуживает того, чего оно желает.

Для романов, и вообще для работ, которые используются для развлечения, читателям может быть достаточно свободы некоммерческого распространения неизменных копий. Компьютерные программы, используемые для функциональных целей (для того, чтобы сделать работу), требуют дополнительных свобод, включая свободу публиковать улучшенные версии. Объяснение, какие свободы должны быть у пользователей программ, см. в Определении свободных программ в данной книге. Но возможно, будет приемлемым компромиссом, если эти свободы будут общедоступны лишь после некоторой задержки, два или три года после публикации программы.

Подобные изменения могли бы привести копирайт в соответствие с желанием граждан использовать цифровые технологии копирования. Издатели, несомненно, найдут их «несбалансированными»; они даже могут угрожать свернуть свою деятельность, но в реальности не сделают этого, поскольку она по-прежнему будет прибыльной, а другого пути получать прибыль всё равно не будет.

Рассматривая уменьшение копирайтной власти, мы должны удостовериться, что медиакомпании не заменят их лицензионными соглашениями с конечным пользователем. Нужно будет запретить использовать контракты для того, чтобы вводить ограничения, выходящие за рамки копирайтных. Такие ограничения на требования массовых необсуждаемых контрактов — стандартная часть юридической системы США.

От автора

Я автор компьтерных программ, а не специалист по праву. Меня заинтересовали проблемы копирайта из-за того, что в мире компьютерных сетей не столкнуться с ними невозможно. Как пользователь компьютеров и сетей с тридцатилетним стажем, я ценю те свободы, которые мы утратили, и те, которые мы можем утратить. Как автор, я не признаю романтический образ автора как полубожественного создателя, который часто создают издатели чтобы оправдать увеличение копирайтной власти для авторов — власти, которую авторы затем передадут издателям.

По большей части, в этой статье изложены факты и рассуждения, которые вы можете проверить, и предложения, о которых вы можете составить собственное мнение. Но в одном я прошу поверить мне на слово: в том, что авторы, такие как я, не заслуживают особой власти над вами. Если вы хотите вознаградить меня за программы или книги, которые я написал, я с благодарностью приму чек — но, пожалуйста, не отдавайте ради меня вашу свободу.