Материалы:Геннадий Костырченко. ДЕПОРТАЦИЯ-МИСТИФИКАЦИЯ. ПРОЩАНИЕ С МИФОМ СТАЛИНСКОЙ ЭПОХИ

Рождение легенды

Прошло уже более десяти лет, как не стало СССР. Но до сих пор живо негативное наследие, оставленное этой коммунистической империей. В новой России оно мешает прогрессу не только в политике и экономике, но и в гуманитарной сфере, в том числе и в исторической науке, которая только теперь начинает понемногу возрождаться после десятилетий идеологического контроля власти, тщательно скрывавшей в секретных архивах правду о своей деятельности. В результате наше недавнее прошлое обросло множеством мифов и легенд, которые, будучи в ряде случаев единственной альтернативой советской официальной интерпретации, прочно закрепились в общественном сознании как некая добытая вопреки воле власти истина, которая, подобно религиозному канону, не подлежит даже частичной ревизии, а должна восприниматься на веру как новоявленное откровение. Одним из доживших до наших дней мифов такого рода является легенда времен холодной войны (передавалась сначала шепотом из уст в уста, затем стала достоянием публицистики и, наконец, перекочевала в научные издания) о подготовке Сталиным незадолго до своей смерти тотального выселения евреев в Сибирь. Описанное в десятках, если не сотнях, статей, книг, радио- и телеинтервью, сталинская депортация евреев превратилась в своего рода Лохнесское чудовище, которое многие якобы видели, но никто не смог представить пока что ни одного бесспорного и заслуживающего доверия доказательства его существования.

О «депортации» достоверно известно только следующее. Слухи о ней появились в начале 1948-го, после трагической и таинственной гибели Михоэлса, но особенно усилились к концу того же года, когда был закрыт Еврейский антифашистский комитет и начались массовые аресты его руководителей, а также деятелей идишистской культуры. Л.А. Шатуновская, получившая за близкое знакомство с Михоэлсом лагерный срок, оказавшись потом на Западе, писала, что в первой половине 1948 г. власти хотели провести (но потом отказались от этой идеи) открытый судебный процесс по «делу Аллилуевых» – родственников Сталина, подозревавшихся им в совместных с «еврейскими националистами» кознях против собственной персоны. По ее мнению, эта «важнейшая политическая антиеврейская акция» должна была стать сигналом к такому способу «окончательного решения еврейского вопроса» по-сталински, как массовая депортация советского еврейства в биробиджанскую тайгу, где уже тогда будто бы строились бараки, а к Москве и другим крупным городам подгонялись сотни товарных вагонов для ссыльных. По версии же другого бывшего узника ГУЛАГа, Е.И. Долицкого, работавшего до ареста в марте 1948 года в Совинформбюро, руководству ЕАК якобы предлагалось в 1948 г. через М.А. Суслова одобрить разработанный в верхах план добровольного переселения евреев на Дальний Восток и создания там на базе Еврейской автономной области «Еврейской автономной советской социалистической республики». Однако такого одобрения будто бы не удалось получить, поскольку приглашенные в ЦК С.А. Лозовский и П.Д. Маркиш, который ошибочно именуется председателем ЕАК, восприняли этот проект как скрытую попытку осуществления депортации. Разумеется, ни Шатуновская, ни Долицкий не подкрепляют свои версии какими-либо фактами[1].

С.М. Михоэлс

Масштабы слухов о готовившейся властями массовой высылке евреев существенно возросли в период антикосмополитической кампании, причем до такой степени, что об этом заговорила заграничная печать. На страницах еврейских изданий (в первую очередь в Израиле, США и Великобритании) в течение 1949 – 1952 годов неоднократно появлялись сообщения то о вроде бы принятом советскими властями решении депортировать в Сибирь все еврейское население страны, то об уже произведенном переселении туда 400000 евреев России, то о готовящейся депортации в том же направлении еще 1 млн. евреев из Украины и Белоруссии. Появление подобной информации в западной прессе было в какой-то степени обусловлено тем подспудным пропагандистским нажимом, который с конца 1948 г. стали оказывать на СССР израильские руководители, стремившиеся таким образом побудить Сталина пойти навстречу их требованиям разрешить массовую эмиграцию евреев из СССР. Особую настойчивость в этом деле проявил министр иностранных дел Израиля М. Шаретт. 5 октября 1949 г. он был информирован посланником в СССР М. Намиром о том, что советские евреи «живут в страхе и неуверенности в завтрашнем дне» и «многие» из них «опасаются, что скоро начнется депортация из Москвы». Через десять дней в качестве ответа Шаретт направил в Москву шифротелеграмму, содержавшую следующую инструкцию: «Мы должны начать кампанию в международной еврейской прессе, особенно в США, равно как и в нееврейской прессе по вопросу о советском еврействе, давая просочиться в прессу всей достоверной информации, имеющейся в нашем распоряжении, а также слухов». И хотя впоследствии тот же Намир, а также директор восточноевропейского департамента МИД Израиля А. Левави неоднократно сообщали Шаретту о безосновательности подобных слухов, тот не спешил официально их опровергнуть, и их муссирование в западных средствах массовой информации продолжалось. Уже в наши дни И. Харел, руководивший с 1952 г. израильской разведкой «Моссад», заявил в интервью, сославшись, правда, на недостаточные возможности его секретной службы в то время, что ничего не слышал о подобных планах Сталина[2].

Новый, еще больший всплеск тревожных толков о депортации произошел после публикации в печати сообщения ТАСС от 13 января 1953 г. об аресте «врачей-вредителей» и развертывания их пропагандистской травли. На следующий день первый заместитель министра госбезопасности СССР С.А. Гоглидзе среди прочего проинформировал Кремль об оценке этого события посланником Израиля Ш. Эльяшивом: «Вся миссия очень опечалена сегодняшним сообщением. В случае войны (выделено мною. – Авт.) может быть решено всех евреев выслать в Сибирь, и этот процесс (суд над кремлевскими врачами. – Авт.) явится подготовкой общественного мнения».

Еще более панические настроения возникли в кругах столичной еврейской интеллигенции. Конечно, слухи о депортации возникли не на пустом месте. Они были спровоцированы и массовыми арестами культурной и общественной элиты еврейства, и послевоенными пропагандистскими кампаниями, имевшими явный антисемитский подтекст, и, наконец, всплеском бытовой юдофобии, которая закамуфлированно подогревалась сверху (особенно в последние недели жизни Сталина), в том числе и через средства массовой информации. Определенную основательность слухам придавало то, что с конца 1952 г. из Москвы в Казахстан стали высылаться семьи арестованных «еврейских националистов», в том числе и тайно казненных к тому времени «еаковцев». Масло в огонь депортационной истерии подливали и частные экстремистские заявления, звучавшие из стана кремлевской элиты, которые потом разносились народной молвой, обрастая всевозможными леденящими кровь слухами и толками. Известно, скажем, что жена секретаря ЦК и руководителя Агитпропа Н.А. Михайлова сказала тогда дочери Сталина Светлане: «Я бы всех евреев выслала вон из Москвы!»[3] Подобные высказывания хоть и свидетельствовали о том, что сталинская верхушка если и не полностью, то наверняка уж частично была заражена антисемитизмом, тем не менее вряд ли за ними стояло нечто большее. Ведь нельзя же, к примеру, обвинить царское правительство в подготовке депортации еврейских подданных только на том основании, что во время революции 1905 года скандально известный черносотенец В.М. Пуришкевич предложил переселить всех российских евреев в Колымский округ Якутского края. На деле получилось, что самодержавные правители империи, осуществившие в 1891 – 1893 гг. далеко не тотальное изгнание евреев из Москвы, вынуждены были к началу 1917 г. мириться с присутствием в Белокаменной не 35 тыс. евреев (столько их было там до выселения), а уже 60 тысяч.

Страхи в еврейской среде многократно усиливались еще и по причине отсутствия в тоталитарном обществе возможности получить объективную и независимую информацию о происходящем. Это спонтанно компенсировалось широкой циркуляцией различных, подчас самых нелепых, толков, домыслов и легенд. Ведь долго блуждающим в информационной пустыне часто грезятся причудливые миражи. Проецируясь на послевоенную ментальность еврейства, только что перенесшего величайшую в своей истории трагедию и как бы по инерции ожидавшего повторения национальной катастрофы, все это переполняло его сознание самыми мрачными предчувствиями и ожиданиями. Воистину мало что изменилось в России со времен Екатерины II, когда, как писал историк В.О. Ключевский, «люди судили о своем времени не по фактам окружавшей их действительности, а по чувствам, навеянным поверх этой действительности»[4].

Но имели ли под собой реальную почву охватившие страну и мир слухи о чуть было не осуществленной Сталиным депортации евреев? Конечно, подобная угроза, безусловно, существовала, ибо чуть ли не с момента воцарения в России большевиков власти постоянно практиковали бессудное и массовое выселение людей (сначала по классовым, а потом и по национальным мотивам). Но также верно, что реализоваться эта угроза в тех условиях не могла. И вот почему. В отличие, скажем, от насильственного выселения территориально локализованных на окраине империи кавказских народов депортацию евреев (сотен тысяч, проживавших не обособленно в колониях-гетто, а в густонаселенных городских центрах страны, ассимилировавшись и растворившись в инонациональной массе) нельзя было провести ни молниеносно, ни тем более тайно. Ясно, что изъятие такого количества людей из нормальной общественной среды, где многие из них к тому же играли заметную роль в области науки, культуры, других общественно значимых сферах, возможно было только после всесторонней продолжительной подготовки. Требовались в первую голову предварительные радикальные изменения и в официальной идеологии, сохранявшей, несмотря на шовинистический пресс сталинизма, еще существенную толику большевистского интернационализма. То есть, схематично выражаясь, почвеннический шовинизм должен был полностью вытеснить коммунистический интернационализм, что было невозможно в принципе. Так как, несмотря на всю симпатию Сталина к традиционной крепкой русской государственности и нагнетавшийся по его воле русский патриотизм, он не мог отказаться от коммунистической идеологии, ибо его евроазиатская империя от Берлина до Владивостока держалась главным образом на ней, а отнюдь не на русской идее. И в этом противоречии коренилась главная причина идеологической амбивалентности сталинизма.

В отличие от сталинского гитлеровский режим был лишен такого дуализма. Тем не менее потребовалось несколько лет, чтобы нацистская Германия подошла к так называемому окончательному решению еврейского вопроса, предусматривавшему массовую депортацию евреев в лагеря смерти. Там этому предшествовали продолжительная идеологическая промывка мозгов с помощью «Майн Кампф» Гитлера и других откровенно расистских и антисемитских работ, официальное узаконение антисемитизма как государственной политики, повлекшее за собой систематическое вытеснение евреев из политических, общественных и экономических институций рейха, принятие расовых законов, лишивших евреев гражданских прав и определивших юридически точное понятие еврейства, исходя из конкретно сформулированных этнорелигиозных критериев, организованные сверху погромы ноября 1938 г. и, наконец, вторая мировая война, окончательно развязавшая руки нацистов для геноцида. Если та же идея тотально покончить с евреями действительно завладела бы Сталиным в начале 1953-го, то их депортации по логике вещей должно было предшествовать нечто подобное. Но диктатор не мог не понимать, что его многонациональной империи в отличие от мононациональной Германии изначально противопоказан такой эксперимент, ибо она рискует просто развалится.

Существует и другой достаточно весомый антидепортационный аргумент: несмотря на широкое предание гласности после августа 1991 г. самых секретных политических архивных материалов сталинского режима, не было обнаружено не только официальной директивы, санкционирующей и инициирующей депортацию, но даже какого-либо другого документа, где бы она упоминалась или хотя бы косвенно подтверждалась ее подготовка (в том числе сотни тысяч пресловутых списков евреев на выселение). Если бы нечто похожее существовало в действительности, то непременно бы обнаружилось, как это произошло со многими другими советскими политическими секретами. В последнее десятилетие, например, были опубликованы основные официальные документы о насильственном выселении в годы войны и послевоенное время чеченцев, ингушей, крымских татар и других так называемых «изменнических» народов, а также «буржуазных националистов» из Западной Украины, Прибалтики и других регионов страны. Причем эти директивы принимались за несколько месяцев до начала депортаций, что опровергает измышления о том, будто сталинское руководство письменно оформляло их постфактум. В общем, если гипотетически в чьих-то «руководящих» умах и возникало намерение административно выслать евреев в места весьма отдаленные, то эта идея, не могущая быть переведенной на практические рельсы, оказывалась мертворожденной.

Думается, масштабы официального антисемитизма, которые имели место в СССР в начале 1953 г., были предельно допустимыми в рамках существовавшей тогда политико-идеологической системы. Дальнейшее следование тем же курсом, не говоря уже о проведении еврейской депортации, поставило бы страну перед неизбежностью коренных преобразований в советском законодательстве (прежде всего легализации антисемитизма как государственной политики, а значит, и введения национальной дискриминации), чреватых самыми непредсказуемыми последствиями в многонациональной стране. При таком развитии событий зверь стихийного антисемитизма, разбуженный «делом врачей», мог вырваться на свободу, и тогда страна погрузилась бы в хаос национальных и социальных катаклизмов. Показательно, что один из арестованных кремлевских врачей, Я.Л. Рапопорт, впоследствии называл «дело врачей» «незаконченным советским изданием» российских «холерных бунтов» начала 1830-х гг., когда темные и бесправные народные массы, доведенные до отчаяния страхом перед смертельной опасностью и видевшие в медиках, самоотверженно боровшихся с эпидемией, умышленных распространителей заразы, сначала расправились с ними, а потом обрушили свой гнев на представителей властей[5].

Подобная перспектива, разумеется, Сталина не устраивала. Да и по складу своего характера он не решился бы открыто выступить против евреев, хотя в душе, особенно в последние годы жизни, мог быть, что называется, патологическим антисемитом. Поэтому вождь, ревностно оберегавший свой революционный имидж большевика-ленинца, был обречен переживать муки психологической раздвоенности, которая, возможно, и ускорила его конец. В связи с этим весьма симптоматичен эпизод, описанный композитором Т.Н. Хренниковым. В конце 1952 г. Сталин, в последний раз присутствовавший на заседании комитета по премиям своего имени, совершенно неожиданно заявил: «У нас в ЦК антисемиты завелись. Это безобразие!»[6] *

Карикатура из журнала 'Крокодил', посвященная 'делу врачей'

Из-за быстро ухудшавшегося самочувствия Сталин почти безвыездно находился тогда на «ближней» даче, лишь изредка наведываясь в Москву, и то в основном для того, чтобы своими появлениями в Большом театре или встречами с иностранными послами пресечь усиливавшиеся с каждым днем слухи о его нездоровье. Тем не менее он был в курсе текущей политики благодаря Маленкову, Берии, другим самым доверенным приближенным, которые, конечно, докладывали ему и о негативной реакции Запада на инспирированную им шумиху в связи с «делом врачей», а также о нарастании антисемитского психоза и паники среди еврейского населения внутри страны. Под воздействием этой информации Сталин, который всегда стремился сохранить для истории свое «прогрессивное» лицо, видимо, осознал, что дальнейшее развитие событий чревато самыми непредсказуемыми последствиями, и потому решился на отступной маневр. Будучи непревзойденным мастером политической ретирады, он хоть и не смог, как в марте 1930 г. (когда понял, что нахрапом мужика в колхоз не загонишь и необходимо взять тайм-аут), написать нечто подобное «Головокружению от успехов», тем не менее все же нашел аналогичный выход из критической ситуации. Чтобы снять политическое напряжение, возникшее в связи с «делом врачей», Сталин, как вспоминал потом Л.М. Каганович, поручил тогдашнему главному идеологу Н.А. Михайлову подготовить от имени наиболее выдающихся и известных в стране деятелей еврейского происхождения проект соответствующего письма в редакцию «Правды». В 20-х числах января такой текст был готов, причем уже даже в виде газетного оттиска. Будучи, как известно, интеллектуально недалеким и заскорузлым чиновником, Михайлов не пошел дальше конформистского копирования кондового стиля сообщения ТАСС от 13 января 1953 г. об аресте «шпионской группы» «врачей-вредителей». В его проекте присутствовала та же, в духе 1937 г., лексика, бичующая «шпионскую банду врачей-убийц», «этих извергов рода человеческого», «продавшихся американо-английским поджигателям войны» и «завербованных международной сионистской организацией “Джойнт” – филиалом американской разведки». К позорному столбу пригвождались и «империалистическая Америка», эта «каторга для еврейских трудящихся, угнетаемых самой жестокой машиной капиталистической эксплуатации», и «главари сионизма», превратившие «государство Израиль в плацдарм американских агрессоров» и создающие «по заданию американской и английской разведок» «террористические диверсионные группы в Советском Союзе и в странах народной демократии». Вместе с тем четко была зафиксирована официально проводимая Сталиным дифференциация между «еврейскими буржуазными националистами» и «честными еврейскими тружениками». Это – важный аргумент против версии некоторых современных фальсификаторов (о них речь ниже) о том, что такая дифференциация не проводилась и потому-де все евреи должны были подвергнуться депортации. Собственно, пафос обращения и состоял в противопоставлении «жалкой кучке» «отщепенцев и выродков», продавших «свою душу и тело империалистам», «подавляющего большинства еврейского населения», состоящего из «патриотов Советской Родины», которые «вместе со всеми трудящимися Советского Союза обрели свободную, радостную жизнь, возможность безграничного развития в любой области труда и творчества». К ним и был обращен призыв «активно бороться против еврейских буржуазных националистов, этих отъявленных врагов еврейских тружеников». Завершалось послание требованием «самого беспощадного наказания» «группы врачей-убийц» и выражением уверенности в том, что это требование единодушно поддержат трудящиеся-евреи. Кроме того, в письме отмечалась выдающаяся роль Советского Союза в спасении человечества от гитлеризма, а европейских евреев – от полного уничтожения; особо подчеркивалось, что, несмотря на попытки Запада «создать почву для оживления в СССР антисемитизма, этого страшного пережитка прошлого», «русский народ понимает, что громадное большинство еврейского населения в СССР является другом русского народа»[7].

Поддержать обращение в «Правду» должны были 59 известных ученых, артистов, литераторов, конструкторов, врачей, военных, управленцев, а также рабочих и колхозников еврейского происхождения. Однако в ходе сбора подписей, в котором активную помощь сотрудникам ЦК и редакции «Правды» оказывали академик-историк И.И. Минц и начальствующий журналист Я.С. Хавинсон-Маринин, произошел сбой: Л.М. Каганович решительно выступил против того, чтобы его имя фигурировало в общем ряду подписантов, так как он-де не еврейский общественный деятель, а член высшего руководства партии и государства. Коллизию эту разрешили довольно быстро, предоставив Кагановичу персональную копию письма, которую тот и подписал как личное обращение в «Правду». На пленуме ЦК в июле 1953 г. он, имея в виду «евреев-националистов», заявит, что «дело врачей» было бы «неправильно связывать с еврейством вообще». Позже Каганович, будучи хорошо осведомленным в тайнах кремлевской политической кухни, отрицал наличие плана депортации[8].

'Дело врачей' - передовица 'Правды'

Возникла и заминка с Эренбургом: прежде чем поставить свой автограф, тот на всякий случай решил заручиться личным благословением Сталина, направив ему 3 февраля письмо, где как сторонник полной ассимиляции евреев намекнул на заведомую порочность затеи с посланием, исходящим от людей, объединенных по национальному признаку. Он также выступил против использования словосочетания «еврейский народ», которое, по его мнению, могло «ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет». В конце Эренбург приписал: «Если руководящие товарищи передадут мне, что опубликование документа и моя подпись могут быть полезны для защиты Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу “Письмо в редакцию”». Замечания маститого литератора, только что удостоенного Сталинской премии за укрепление мира между народами, были учтены при редактировании письма, которое свелось в основном к тому, что из него изъяли словосочетание «еврейский народ», противоречившее сталинскому учению о нациях. После чего автограф Эренбурга появился на общем подписном листе, хранящемся ныне в Российском государственном архиве новейшей истории.

29 января Михайлов и Шепилов направили подредактированный проект Маленкову, а тот представил его Сталину. Судя по тому, что 2 февраля на сопроводительной записке к письму появилась отметка об отправке его в архив, можно сделать вывод, что текст Сталину не понравился. Не исключено, что тон письма – чрезмерно резкий, если не сказать, кондовый – его не устроил, ибо отражал вчерашний день, а не способствовал в стремительно менявшейся ситуации достижению новой цели: затушить скандальную ажитацию вокруг «дела врачей» в стране и мире. Обоснованность такой догадки подтверждается тем, что составление следующего варианта письма было поручено Шепилову, слывшему среди интеллигенции либералом. О выполнении задания он отчитался 20 февраля, когда вручил Михайлову «исправленный текст проекта письма в редакцию газеты “Правда”»[9].

Хотя в идейно-концептуальном смысле сотворенное под руководством Шепилова не претендовало на новизну, но зато по лексике оно разительно отличалось от того, что было раньше. Это была уже не прежняя вульгарная агитка, а вежливое приглашение «вместе... поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев». В общем, смягчился язык послания: исчезли «выродки», «отщепенцы», «шпионские банды», испарились куда-то «еврейские буржуазные националисты», не использовался даже такой ходовой пропагандистский штамп, как «англо-американские империалисты» (вместо них фигурировали «американские и английские миллиардеры и миллионеры», «зарвавшиеся еврейские империалисты»), «еврейские труженики» не призывались больше к повышению бдительности, но появилось вновь вычеркнутое было словосочетание «еврейский народ», что вопреки собственной теории мог сделать только сам Сталин. И самое главное, уже не выдвигалось никаких требований расправиться с «врачами-отравителями». Правда, пуще прежнего костерились сионисты и Израиль, что объяснялось скандально произошедшим тем временем разрывом дипотношений с этим государством. Умиротворяющая направленность письма оттенялась внушавшей оптимизм концовкой – пожеланием начать издание в Советском Союзе газеты для широких слоев еврейского населения в стране и за рубежом[10].

Поскольку из послания был изъят призыв «самого беспощадного наказания преступников», можно заключить, что Сталин отказался от намерения провести публичный процесс по «делу врачей». Тем самым автоматически опровергается миф об открытом антисемитском судилище как сигнале к началу еврейской депортации. Если бы Сталин вскоре не умер, то скорей всего имело бы место действо, аналогичное тайной расправе над руководством Еврейского антифашистского комитета.

Как известно, обращение еврейской общественности так и не появилось в печати. Думается, сам Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне, коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый «еврейский вопрос». Возможно, до диктатора дошел смысл предостережения, прозвучавшего в письме Эренбурга: «Опубликование “Письма”, подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую теперь ведут сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины»[11].

Вместе с тем, передумав публиковать письмо, диктатор отнюдь не намеревался возвратиться на старые позиции. Ведь с 20-х чисел февраля с полос «Правды» исчезла критика «еврейских буржуазных националистов» и их «заграничных хозяев», неизменно присутствовавшая там до этого. А 1 марта Сталина разбил сильнейший инсульт, после которого он уже не поднялся.

Мифотворцы

Преемники власти диктатора в Кремле первым делом поспешили откреститься от наиболее одиозного его наследия, в том числе и от «дела кремлевских врачей», спровоцировавшего антисемитскую истерию в стране. Уже в начале апреля все арестованные врачи были освобождены и реабилитированы. Казалось, что после устранения таким образом даже теоретической угрозы еврейской депортации миф о ней очень скоро развеется и исчезнет вместе с другими страхами и химерами эпохи сталинизма. Однако он оказался чрезвычайно живучим. И вот почему: во-первых, активно циркулируя в виде слухов начиная с 1948 г., он успел основательно укорениться в еврейской ментальности, опаленной многовековыми преследованиями и колоссальной национальной катастрофой в ХХ веке. А во-вторых, на протяжении нескольких последующих десятилетий (в ходе холодной войны, горбачевской перестройки и ельцинских реформ) его искусственно подпитывали, используя в различных верхушечных политических играх, пропаганде и книгоиздательском бизнесе.

Первый массированный «выброс» дезинформации произошел весной 1956 г., когда Н.С. Хрущев заявил одному французского журналисту, что непосредственно причиной смерти Сталина явилось решительное выступление В.М. Молотова и А.И. Микояна против плана депортации евреев, в чем их якобы поддержал и К.Е. Ворошилов, заявивший, что эта акция может дискредитировать советское руководство своим сходством с преступлениями Гитлера. За то, что со стороны Хрущева это было чистой воды политической спекуляцией, говорит хотя бы тот факт, что в его мемуарах, вышедших спустя пятнадцать лет на Западе, Сталин на нескольких страницах распекался за антисемитизм, однако там не было даже намека, что тот собирался депортировать евреев.

Но это будет потом, а пока все сказанное новым советским лидером было воспринято на Западе за чистую монету. И по-другому в общем-то не могло и быть: там не были посвящены в тайны Кремля и, конечно, не знали, что в последние месяцы жизни Сталин вообще не встречался ни с Молотовым, ни с Ворошиловым, ни с Микояном, на которых наложил опалу. Спустя несколько месяцев ту же легенду, изображавшую наследников диктатора чуть ли не борцами с его безумной тиранией, пересказал в несколько модифицированном виде философу и писателю Ж.-П. Сартру приехавший во Францию Эренбург. Как близкому другу он поведал ему, что якобы 1 марта 1953 г. на заседании Президиума ЦК КПСС выступил поддержанный всеми присутствовавшими (кроме Л.П. Берии) Каганович, который потребовал от Сталина предпринять объективное расследование «дела врачей» и отменить отданное вождем распоряжение о депортации евреев в Сибирь. В ответ тот будто бы разразился угрозами в адрес «заговорщиков», но те не дрогнули, а Микоян даже отважился заявить, что если Сталин арестует их, то в дело вмешается армия, которая на их стороне и готова занять Кремль. Рассказ Эренбурга завершался финалом в духе пошлой мелодрамы: немую сцену, возникшую после угрожающего заявления Микояна, прервал Каганович, который, не говоря ни слова, разорвал свой партбилет на мелкие клочки и бросил их в лицо диктатору. Такой камуфлет якобы так сильно подействовал на Сталина, что того тут же хватил удар и он потерял сознание**. Спустя год эту историю повторил бывший секретарь ЦК КПСС П.К. Пономаренко, который тогда был послом в Польше[12].

Предприняв эту PR-вскую акцию за границей и получив в результате определенные политические дивиденды, кремлевские лидеры сочли за благо для себя больше не касаться обоюдоострых обстоятельств, предшествовавших кончине диктатора, а после смещения Н.С. Хрущева, этого живого кладезя исторических фактов и анекдотов, вообще табуировали темные страницы сталинского прошлого. Однако это не только не загасило интереса к тому, что в интеллигентских кругах стали называть «сталинщиной», скорей наоборот: официальная полуправда о недавних преступлениях режима (по сути – их сокрытие) только стимулировала это общественное любопытство – запретный плод сладок! При том отсутствие доступа к достоверной исторической информации компенсировалось все более разраставшимся мифотворчеством. Вот почему народная молва неустанно творила миф о еврейской депортации, наделяя его все новыми деталями и подробностями, причем зачастую противоречившими друг другу. В конце концов слухи, достигнув критической массы, стали по закону диалектики обретать новое качество, превращаясь задним числом как бы в ретроспективную реальность. Заработал механизм «отмывания» мифа – его включение в анналы прошлого на правах исторической правды.

Одну из первых попыток такого рода предпринял известный американский журналист еврейского происхождения, зять Шолом-Алейхема Бенцион Гольдберг, который в прошлом неоднократно бывал в СССР и так или иначе использовался американскими и советскими спецслужбами. В 1961 г. он издал книгу по «еврейскому вопросу» в СССР, преподнося депортацию уже не как эпизод верхушечной политической игры постсталинского руководства, а как важный сам по себе факт реальной угрозы геноцида советских евреев. Научное, так сказать, обоснование этого тезиса взял на себя израильский историк Й. Гильбоа, опубликовавший в 1971 г. монографию, в которой период гонений на советское еврейство обозначался эмоциональной парадигмой «черные годы», востребованной сразу же западной советологией. В том же году в Нью-Йорке вышла в свет книга «К суду истории. Генезис и последствия сталинизма», в которой ее автор, правозащитник Р.А. Медведев, аналогичным образом интерпретировал слухи о депортации. К ним за неимением других источников он отнесся с определенным доверием, включив в виде реальных планов Сталина в подготовленный предварительно для самиздатского журнала «Евреи в СССР» очерк об антиеврейских репрессиях советских властей. Затем миф о депортации обрел «историческую прописку» и на страницах парижского издания «Архипелага ГУЛАГа» А.И. Солженицына, который, правда, изложил его только в примечании и с оговорками:

«В последние годы жизни Сталина определенно стал намечаться и поток евреев... Для того было затеяно и дело врачей. Кажется, он собирался устроить большое еврейское избиение....По московским слухам, замысел Сталина был такой: в начале марта “врачей-убийц” должны были на Красной площади повесить. Всколыхнутые патриоты (под руководством инструкторов) должны были кинуться в еврейский погром. И тогда правительство, великодушно спасая евреев от народного гнева, в ту же ночь выселяло их на Дальний Восток и в Сибирь (где бараки уже готовились)».

Но с годами скептицизм Солженицына в отношении «московских слухов», видимо, усилился. Во всяком случае, в вышедшем в 1991 г. издании «Архипелага ГУЛАГа» их описания уже не было*** [13].

Обозначилась явная тенденция: чем интенсивней проходил в СССР процесс идейно-политического брожения и сильнее накалялись там страсти вокруг еврейской эмиграции, тем активнее эксплуатировалась в политических целях тема депортации. В первую очередь эта легенда оказалась замкнута на массовый выезд евреев из СССР в 1970 – 1980 гг., когда наверх шли от них и такие письма:

«Почему увеличился, особенно за 1978 г., выезд из СССР лиц еврейской национальности? Мы, люди среднего возраста (38 – 45 лет), очень обеспокоены этим явлением.... Страшно, когда покидают пределы страны близкие родственники, товарищи, с которыми вместе росли, учились, работали.... Стали упорно распространяться слухи о том, что с 1980 г. будет запрещен выезд из СССР, что готовится массовое переселение всех оставшихся евреев в автономную республику (Еврейскую автономную область. – Авт.). Эти слухи будоражат людей, порождают неустойчивость. Кто распространяет эти слухи? Да и как реагируют на предприятиях и в организациях, когда становится известно о чьем-либо очередном выезде: начинаются публичные выступления, которые сводятся к одному – выслать немедленно всех евреев до одного»[14].

Миф о депортации стал играть роль устрашающего идеологического жупела. Налицо была его очевидная политическая ангажированность, в чем, собственно, и кроется разгадка того, что он даже и в наше время скорее жив, чем мертв.

Деформирующее влияние политического мифотворчества ощутила на себе и историческая наука. И все же серьезные западные ученые в большинстве своем с честью выдержали этот натиск, отнесясь к мифу о депортации весьма сдержанно, как к предположению или не подкрепленной фактами гипотезе. Более того, в сборниках научных статей «Книга о русском еврействе. 1917 – 1967» (Нью-Йорк: Союз русских евреев, 1968) и «Евреи в Советской России. 1917 – 1967» (Тель-Авив: Библиотека «Алия», 1975) о подготовке выселения советских евреев вообще ничего не говорилось. Только как слух она фигурирует в основных научных трудах 1980-х гг.: в книгах авторитетных американских и израильских специалистов по истории советского еврейства Н. Левин и Ц. Гительмана, Я. Рои**** и Б. Пинкуса, хотя последний, как кажется, был склонен доверять этим слухам[15].

И только в 1990-е интеллектуальная элита и ученый мир Запада дрогнули под напором мифа. Именно в те годы он стал включаться в более или менее серьезные научно-популярные и даже сугубо научные издания как уже нечто само собой разумеющееся, когда-то и кем-то полностью доказанное. Подобный настрой был задан книгой американо-израильского журналиста и писателя Л. Рапопорта, который, целиком ориентируясь на созданный в духе политического триллера памфлет А.В. Антонова-Овсеенко «Портрет тирана» (впервые вышел на Западе еще в 1980 г.), уже без обиняков утверждал, что Сталин избрал депортацию в качестве советского способа решения еврейского вопроса. Доказательством тому должен был послужить собственноручно сработанный («научно реконструированный») автором вариант письма еврейской общественности к советскому руководству с просьбой оградить евреев от справедливого гнева русского народа путем массового переселения их в безлюдные районы Дальнего Востока. То есть предлагалась модель текста, который якобы в свое время был составлен в недрах ЦК КПСС для пропагандистского обоснования грядущей депортации. В качестве исходных данных «реконструкции» были упомянуты «различные источники», при том что ссылка давалась только на мемуары Эренбурга «Люди, годы, жизнь», в которых, как известно, депортация никоим образом не упоминается. Несмотря на это, известный американский ученый Д. Рубенстайн в изданной им биографии Эренбурга в значительной мере солидаризировался с позицией Л. Рапопорта. То же самое можно сказать и об израильском ученом М. Альтшулере. Под напором апологетов мифа не устояла даже солидная энциклопедия «Britannica». В те годы содержание легенды, прежде глухое, неясное и лапидарное, расцветилось пространными описаниями различных холодящих кровь подробностей и деталей. Особенно преуспели в этом те, кто сочинял и редактировал статью «Советский Союз» в «Краткой еврейской энциклопедии»[16].

Чтобы разобраться в механизме столь чудесного привития мифа к древу чистой науки, необходимо мысленно перенестись в Советский Союз конца 1980-х. Именно тогда, на излете горбачевской перестройки, советские ученые-историки впервые осмелились открыто заговорить об угрозах, гипотетических и реальных, тревоживших евреев в последние месяцы жизни Сталина. Однако высказаться более или менее определенно, готовил ли он депортацию евреев, они не могли, поскольку архивные источники, необходимые для научного изучения этой проблемы, были пока недоступны. Впрочем, в те годы это мало смущало литераторов-публицистов, которые на волне стремительно усиливавшегося общественного ажиотажа вокруг так называемых тайн Кремля принялись заполнять на свой манер «белые пятна» прошлого. В основном на этой ниве подвизались или пострадавшие в свое время от сталинских репрессий, то есть те, от кого, за редким исключением, трудно ожидать объективных и бесстрастных исследований (и это была не вина их, а беда), или циничные конъюнктурщики, которые спешили прославиться и сорвать куш на ставших вдруг очень модными разоблачениях преступлений сталинизма. Из подспудно бытовавших в интеллигентской среде застарелых слухов, коим гласность позволила, преодолев тесные рамки нонконформистского устного междусобойчика и подпольного самиздата, широким потоком хлынуть на страницы многомиллионных печатных изданий, они принялись «творить историю» чуть было не состоявшегося геноцида советских евреев.

В качестве главного доказательства будто бы планировавшейся Сталиным депортации ими были использованы широко распространившиеся в еврейской среде толки вокруг упоминавшегося выше обращения в «Правду», реально готовившегося от имени известных деятелей еврейского происхождения. Благо даже те, кто так или иначе знакомился в свое время с настоящим письмом, теперь под влиянием тех же слухов склонны были расценивать его как прелюдию к депортации, хотя прямо и не утверждали, что призыв к ней содержался в самом этом письме.

Взять хотя бы выделяющиеся на общем фоне мемуаристики своей полнотой, взвешенностью, глубоким и объективным анализом исторических событий воспоминания Я.Л. Рапопорта, профессора-патологоанатома, арестовывавшегося по делу кремлевских врачей. Довольно точно передав содержание реального письма, известного ему со слов тех, кто его подписывал, он, разумеется, не припомнил, чтобы в нем что-либо говорилось о депортации, хотя потом не удержался, увязав это письмо «с намечаемыми последующими акциями против всей национальности»[17]. В мемуарах же академика-правозащитника А.Д. Сахарова, в части, увидевшей свет в декабре 1990-го, вместо коллективно подписанного послания вообще фигурирует какая-то приписываемая одному из партидеологов передовица, которая уже прямо квалифицируется как составная часть некоего плана депортации:

«Потом мы узнали, что в начале марта были подготовлены эшелоны для депортации евреев и напечатаны оправдывающие эту акцию пропагандистские материалы, в том числе номер “Правды” с передовой “Русский народ спасает еврейский народ” (автор – якобы Чесноков, незадолго до смерти Сталина введенный им в расширенный состав Президиума ЦК КПСС...)»[18].

Вряд ли эти строчки следует воспринимать как свидетельство очевидца. Ибо сам Сахаров, который в момент описываемых им событий находился вдали от Москвы, в наглухо изолированном от мира атомном центре «Арзамас-16», не скрывает, что обстоятельства «дела врачей» стали ему известны только «потом», правда, не уточняя, когда и от кого именно. Видимо, Сахаров в отличие от того же Я.Л. Рапопорта вынужден был пользоваться данными, дошедшими до него через третьи руки. Может, поэтому он и назвал коллективное обращение в «Правду» передовой, а в качестве ее автора упомянул Д.И. Чеснокова, которому этот «грех» никто и никогда больше не ставил в вину. Правда, потом задним числом ему припишут сочинительство другого «оправдывающего депортацию» пропагандистского материала, о чем будет сказано ниже. Немаловажно и то, что сам академик не участвовал в издании собственных воспоминаний, вышедших спустя год после его смерти.

Тогда, в начале 1990-х СССР вошел в штопор глубочайшего тотального кризиса и многим стало ясно, что процесс его распада приобрел необратимый характер. Спонтанная либерализация режима и страх перед непредсказуемым будущим привели к взрыву еврейской эмиграции. Лишь за один 1990 г. страну покинули 186000 евреев. И этот массовый исход обуславливался не только политическими и экономическими причинами. Велико было влияние и социально-психологического фактора, который зиждился на страхе, навеянном политической клоунадой распоясавшейся «Памяти» Васильева, с одной стороны, и на витавшем в воздухе разрушавшегося государства идеологическом заказе на дальнейшее стимулирование еврейской эмиграции – с другой. Подобно эпидемии, по Москве и другим городам распространялись слухи, будто грядут массовые еврейские погромы и что крайние шовинисты, готовя новую Варфоломеевскую ночь, уже помечают меловыми крестами жилища будущих жертв. Некоторые, впав от этих кошмарных пересудов в истерику, стали умолять русских друзей и знакомых укрыть их в своих квартирах и на дачах. Под воздействием столь сильного психологического прессинга, о котором, впрочем, нееврейское население в подавляющем большинстве и не догадывалось, количество желающих выехать в Израиль стремительно возрастало с каждым днем.

Именно в такой накаленной атмосфере и вышла в свет книга, будто специально изданная «страха иудейска ради». Именно она, как мы убедимся, составит основу «доказательной базы» приверженцев мифа о депортации, но основу тайную, так как в отличие от иных на этот «источник» не будет сделано ни одной ссылки. Речь идет о сборнике художественных сочинений прозаика В.П. Ерашова, 250-тысячным тиражом выпущенном в декабре 1990 г. новообразованным «независимым» кооперативным издательством ПИК. На траурной черной обложке фольговой зеленью угловатых букв было выведено: «Коридоры смерти». Такое название книга получила по включенному в нее одноименному произведению с подзаголовком «Историко-фантастическая хроника». В авторском и издательском пояснениях, готовящих читателей к знакомству с «хроникой», говорится, что, хотя основное ее содержание и выдумано автором, задавшимся вопросом, что могло бы произойти, умри Сталин неделей позже, тем не менее (и далее – нечто парадоксальное) «страшные события, черед которых прослеживается в повести изо дня в день, не столь уж фантасмагоричны: за ними стоят исторические реалии, подтвержденные свидетельствами современников и документами».

В. Ерашов. 'Коридоры смерти' - обложка издания 1991г.

У Этингера

Дорогие братья и сестры, евреи и еврейки! Мы, работники науки и техники, деятели литературы и искусства – евреи по национальности, – в этот тяжкий период нашей жизни обращаемся к вам <...> Зловещая тень убийц в белых халатах легла на все еврейское население СССР. Каждый советский человек не может не испытывать гнева и возмущения <...> Позор обрушился на голову еврейского населения Советского Союза. Среди великого русского народа преступные действия банды убийц и шпионов вызвали особое негодование. Ведь именно русские люди спасли евреев от полного уничтожения немецко-фашистскими захватчиками <...>только самоотверженный труд там, куда направят нас партия и правительство, великий вождь советского народа И.В. Сталин, позволит смыть это позорное и тяжкое пятно <...> Вот почему мы полностью одобряем справедливые меры партии и правительства, направленные на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Лишь честным и самоотверженным трудом евреи смогут доказать свою преданность Родине, великому и любимому товарищу Сталину<...>

У Ерашова

Дорогие братья и сестры, еврейские мужчины и женщины, еврейская молодежь! К вам обращаемся мы, друзья наши, соплеменники! Мы, работники промышленности и сельского хозяйства, военачальники, деятели науки и техники, литературы и искусства, в трудные эти дни держим слово к вам, всем евреям – гражданам Советской Страны <...> Мы никогда не забудем беспримерного подвига великого русского народа... Для нас, евреев, этот подвиг имеет особое значение, ибо именно русские люди... спасли евреев от полного физического истребления гитлеровскими захватчиками. <...> Зловещая тень подлых убийц и шпионов легла на весь еврейский народ, вызывая справедливый гнев и возмущение каждого советского человека. Да, невозможно отрицать: все мы косвенно опозорили себя <...> только самоотверженный труд там, куда пошлют нас партия, правительство, родной и любимый товарищ И.В. Сталин, позволит нам вновь ощутить себя <...> полноценными честными гражданами Великой Родины.<...> Мы призываем вас, еврейские мужчины и женщины <...> добровольно покинуть обжитые и привычные города и районы, отправиться на освоение просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока, Крайнего Севера. <...> И лишь честным, самоотверженным трудом каждый советский еврей может доказать свою преданность Родине, великому и любимому товарищу И.В. Сталину <...>

Автору этих строк так и не удалось обнаружить в этой «хронике» ни одного реального документа, зато в ней обильно представлены различные и, надо признать, искусно выполненные стилизации под официальные документы и пропагандистские материалы сталинской эпохи. Это и «правительственное сообщение» от 7 марта 1953 г. о том, что «Особое присутствие Военной коллегии Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании рассмотрело дело по обвинению преступной шайки врачей-вредителей» и приговорило их к смертной казни. Это и «Обращение к евреям – гражданам Советского Союза», в котором группа их именитых соплеменников призывает «добровольно покинуть обжитые, привычные города и районы, отправиться на освоение просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока, Крайнего Севера». (То есть тут мы имеем дело с очередным фантастическим аналогом настоящего коллективного обращения в «Правду», о котором уже шла речь.) Это и хроника (тоже, разумеется, фантастическая) состоявшейся 8 марта на Лобном месте Красной площади казни восьмерых евреев через повешение. Стилизованно под газетный репортаж описана и отправка в тот же день с Казанского вокзала столицы «экспресса особого назначения “Москва – Биробиджан”» с первыми «добровольцами», депортируемыми на Дальний Восток, где уже подготовлены свыше двадцати спецпоселков «для евреев из Москвы». А перелистав несколько страниц, можно прочесть, что этому составу не суждено было прибыть к месту назначения: 14 марта в 2:02 по Москве в районе станции Слюдянка он «с налету выскочил на отрезок пути, разрушенный гебистами, рухнул под откос и почти мгновенно сгорел, поскольку был для пущей надежности начинен в багажниках под полом вагонов канистрами с бензином». Как далее фантазирует автор, в столице тем временем заканчивался подсчет и оформление данных по контингенту депортируемых, в который «по состоянию на 24:00 10 марта» входили 211 492 еврея, «включая полукровок», что составляло «67 856 семейств». Завершающие эпизоды «хроники» – о смерти Сталина, последовавшей по воле автора повести в ночь на 12 марта, и произошедшем в результате срыве «операции под кодовым названием “Восток”», планом которой предусматривалось осуществить «начиная с 5:00 14 марта» массовую депортацию московских евреев[19].

Столь подробный разбор фантастики может показаться на первый взгляд не совсем уместным в научной статье, если не учесть важное обстоятельство. Пройдет всего полгода после издания книги Ерашова, и представленная в ней легенда о событиях, которые могли бы произойти в марте 1953-го, стала выдаваться за некий утаиваемый властями реальный антиеврейский план сталинского руководства. Первым об этом заговорил журналист З.С. Шейнис. Племянник известного дипломата Я.З. Сурица, он начал работать в печати еще до войны, возглавив в обезлюдевшей после «большого террора» редакции «Труда» иностранный отдел. Но широко известным имя этого журналиста стало осенью 1958 г., после выхода в Госполитиздате первой многотиражной советской антисионистской книги «Государство Израиль, его положение и политика», написанной им совместно с заместителем министра иностранных дел В.С. Семеновым, выступившим под псевдонимом «К. Иванов». В вышедшей потом на Западе «Книге о русском еврействе. 1917 – 1967» об этом агитпроповском опусе говорилось как об «изобилующем злопыхательными и невежественными извращениями» и содержащем «тысячу вольных и невольных ошибок и явно клеветнические комментарии»[20].

Возможно, чтобы реабилитировать себя за столь неприглядное сотрудничество с властью, летом 1991 г. агонизировавшей, Шейнис и решил публично выступить в роли разоблачителя преступлений сталинизма. 28 июня он публикует в «Вечерней Москве» очерк «Грозила депортация», в котором воспроизвел якобы рассказанную ему Эренбургом в конце июля 1953 г. историю:

«...приехали ко мне домой. Они – академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Маринин и еще один человек. Вопрос о выселении евреев из Москвы и других городов решен Сталиным... Они приехали с проектом письма на имя “великого и мудрого вождя товарища Сталина”. В письме содержалась просьба. Врачи-убийцы, эти изверги рода человеческого, разоблачены. Справедлив гнев русского народа. Может быть, товарищ Сталин сочтет возможным проявить милость и охранить евреев от справедливого гнева русского народа. То есть под охраной выселить их на окраины государства. Авторы письма униженно соглашались с депортацией целого народа, очевидно, в надежде, что сами они не подвергнутся выселению».

Достоверность сего свидетельства более чем сомнительна. По сути оно – перепев слуха, ходившего десятилетиями в литературно-журналистских кругах, о том, как журналисты Я.С. Хавинсон-Маринин, Д.И. Заславский, историк И.И. Минц и философ М.Б. Митин (второй и последний часто «подменяли» друг друга в большинстве интерпретаций слуха) собирали подписи к «еврейскому письму». Одна из вариаций этого слуха была изложена в мемуарах писателя В.А. Каверина, который в эмоциональной художественной манере изобразил, как один из этой «четверки», «иуда»-Хавинсон, настойчиво вербовал и его в подписанты. Но поскольку Каверин, утверждавший, что непосредственно знакомился в свое время в ЦК с «письмом», существенно извратил текст известного теперь по публикации в «Источнике» реального обращения, возникают определенные сомнения, держал ли он его в руках. В разобранном выше настоящем письме, скажем, говорится, что «громадное большинство еврейского населения СССР является другом русского народа». Тогда как у Каверина аналогичный пассаж имеет диаметрально противоположный смысл и содержит противоречащие друг другу фрагменты (чего не могло быть в тщательно редактировавшихся аппаратных документах):

«...Евреи, живущие в СССР, пользуются всеми правами, обеспеченными Конституцией нашей страны. Многие из них успешно работают в учреждениях, научных институтах, на фабриках и заводах. И тем не менее в массе они заражены духом буржуазного воинствующего национализма...»

В мемуарах Каверина имеют место и другие нестыковки: он подробно описывает третьестепенную для существа дела элегантную внешность Хавинсона, в мельчайших деталях воспроизводит якобы состоявшуюся между ними беседу – и при этом путается в главном, называя его «Хавенсоном»; утверждает, что «еврейское письмо» было прочитано им внимательно дважды, и одновременно жалуется на память, не сохранившую «подробностей»; датирует сбор подписей зимой 1952 г., что на самом деле происходило в конце января – начале февраля 1953 г., и т. д.[21]

Возвращаясь к газетному очерку Шейниса «Грозила депортация», нельзя не отметить еще одну немаловажную деталь: все фигурирующие в нем лица, кроме, естественно, автора, к моменту публикации отошли в мир иной, и читателю как бы предлагалось поверить публикатору на слово, на что трудно решиться, имея в виду его, мягко говоря, неоднозначную репутацию. В последующем, как мы убедимся, не только Шейнис, но и продолжатели его дела на ниве мифотворчества будут активно прибегать к «свидетельствам» «мертвых душ», как, впрочем, и к другим банальным приемам фальсификации. К сожалению, подобные трюки весьма эффективно, особенно на первых порах, маскируют заведомую ложь под «историческую правду», но в конечном счете истина берет верх и фальсификатору воздается по заслугам. Впрочем, подобная перспектива вряд ли беспокоила почти восьмидесятилетнего Шейниса, по богатому жизненному опыту знавшего, как порой медленно крутятся жернова правды. Скорей напротив, у него были все основания торжествовать: посредством незамысловатого подлога легко удалось внушить многим, что подготовка Сталиным депортации евреев не просто интеллигентские разговоры, а факт истории, подтвержденный «неопровержимыми» свидетельствами.

Закрепляя успех, Шейнис вскоре выдал «на-гора» новую порцию «доказательств», поместив 26 сентября 1991 г. в той же газете очерк под хлестким заголовком «Провокация века» (ныне более пригодным для квалификации самого факта этой публикации). Роль оболочки информационной бомбы сыграли фрагменты письма, полученного от бывшего сотрудника Министерства государственной безопасности СССР П.И. Колобанова. Поскольку в послании этом в общем-то точно воспроизводились реальные детали следствия по «делу врачей», да и сам его автор не был объявлен публикатором «скоропостижно скончавшимся», можно с большой долей уверенности говорить о тексте как о подлинном. Тем более что факсимильный фрагмент оригинала был воспроизведен в качестве иллюстрации. Поэтому неудивительно, что это обращение содержало и такое немаловажное суждение:

«Скажу сразу, что о предполагаемой депортации евреев я ничего не знал, так что подтвердить или опровергнуть написанное Шейнисом (в «Вечерней Москве» от 28 июня 1991 г. – Авт.) не могу. Думаю только, что о таких важных вопросах государственной политики надо говорить языком документов, а не на основании частных разговоров и тем более слухов “о предстоящей расистской акции по отношению к евреям”».

Цитируя это невыгодное для себя мнение, Шейнис, думается, отнюдь не преследовал цель объективно показать пеструю палитру разнородных откликов на свою предыдущую статью. Просто сценарий, разработанный этим опытным журналистом, включал в себя использование такого классического приема, как посрамление «Фомы неверующего». Так вот, для того чтобы «вразумить» Колобанова и заодно убедить в собственной правоте всех остальных скептически настроенных читателей, Шейнис расчетливо начинил свою «бомбу» «взрывной» сердцевиной – «чрезвычайно важным свидетельством», которое, собственно, и стало «гвоздем» публикации. Как, наверное, уже догадался читатель, имеется в виду «презентация» Шейнисом еще одного посмертного сенсационного откровения. На сей раз в качестве безгласного свидетеля публике был представлен некто Н.Н. Поляков, бывший «сотрудник КГБ» и ЦК ВКП (б), который «последние годы жизни... тяжело болел», а «перед кончиной... решил облегчить свою душу», в чем ему помогли «два человека» (?) – «записали его показания и прислали автору...»***** Это трогательное описание больше ассоциируется с житием какого-то благородного разбойника, обретшего святость благодаря предсмертному раскаянию, чем с реальным событием. Как, впрочем, и безымянные свидетели, внимавшие словам умиравшего, напоминают скорей бестелесных ангелов, чем обыкновенных смертных, идентифицируемых посредством конкретных имен, фамилий, адресов местожительства и т. п. А вот сам текст «покаяния», якобы доставленного ими Шейнису:

«В конце 40-х – начале 50-х годов было принято решение о полной депортации евреев. Для руководства этой акцией была создана комиссия, подчинявшаяся только Сталину. Председателем комиссии Сталин назначил Суслова, а секретарем был я, Поляков. Для приемки депортируемых в Биробиджане (в частности) форсированно строились барачные комплексы по типу концлагерей, а соответствующие территории разбивались на закрытые секретные зоны. Одновременно составлялись по всей стране списки (отделами кадров – по месту работы, домоуправлениями – по месту жительства) всех лиц еврейской национальности, чтобы никого не пропустить. Было два вида списков – на чистокровных евреев и на полукровок. Депортация должна была осуществиться в два этапа – чистые в первую очередь, полукровки – во вторую. Операцию намечено было осуществить во вторую половину февраля 1953 года. Но вышла задержка не с концлагерями (барачное строительство не было завершено и наполовину, но это не могло лимитировать акцию), а со списками – требовалось больше времени; для этого Сталин установил жесткие сроки: суд над врачами 5 – 7 марта, казнь (на Лобном месте) 11 – 12 марта».

Сразу же бросается в глаза, что представленное Шейнисом «свидетельство» похоже как две капли воды на сочинение В. Ерашова. И тут и там: суд над врачами, датированный, кстати, почти одним и тем же сроком (у Ерашова: 5 – 6 марта), казнь на Лобном месте Красной площади, «задержка» (у Ерашова – «заминка») с оформлением бумаг на выселение, включение в контингент высылаемых «полукровок» и т. д. Но есть и некоторые отличия, причем такие, что приводят к парадоксальному выводу: содержание «историко-фантастической хроники» пронизано куда большей осведомленностью в организации реальной деятельности сталинских спецслужб, чем так называемое свидетельство «сотрудника ЦК КПСС и КГБ» Полякова. Ну, во-первых, если у Шейниса упоминаются «списки на депортацию», которые якобы по всей стране составляли в общем-то некомпетентные в этом роде деятельности отделы кадров предприятий и организаций, а также домоуправления (ни одного такого списка – а их количество должно бы исчисляться миллионами – так и не было найдено), то у Ерашова сказано: власти, решив депортировать евреев сначала из Москвы, поручили провести отбор и оформление документации силовым органам, в чью прерогативу и входила высылка неблагонадежных граждан в административном порядке. Во-вторых, у Ерашова, старавшегося максимально приблизить свое повествование к реалиям тогдашней жизни, депортируемые евреи должны были следовать на спецпоселения, представлявшие собой специально оборудованные в отдаленных местностях поселки (как это и было с высланными по той же схеме крымскими татарами, чеченцами, «украинскими националистами» и др.). У Шейниса же в качестве мест будущего обитания евреев почему-то называются «барачные комплексы по типу концлагерей», расположенные в каких-то непонятных «закрытых, секретных зонах». Столь очевидное нагнетание искусственного драматизма – очевидное в «свидетельстве Полякова» – было, видимо, вызвано тем, что Шейнис анонсировал его как фрагмент будущей своей книги «Годы в моральном Освенциме». К слову, от такого названия он вынужден был потом отказаться: несмотря на все его старания, содержание книги (о чем ниже) получилось таким, что даже условно не коррелировалось с творившимся в свое время в реальных лагерях смерти.

Имелись в публикации Шейниса и другие «новации». С претензией утверждалось, к примеру, что существовала «депортационная комиссия», созданная, как можно понять из контекста «свидетельства Полякова», под руководством Суслова еще в конце 1940-х гг. При этом об источнике данной информации ничего не говорилось. Тем не менее таковой существует, хотя к нему и не применимо определение «заслуживающий доверия». Установить его не представляет сложности. Достаточно обратиться к изданному НИПЦ «Мемориал» зимой 1991 г. первому выпуску исторического альманаха «Звенья», точнее – к помещенному там фрагменту воспоминаний уже упомянутого Е.И. Долицкого. С этой публикацией Шейнис был, несомненно, знаком, ибо в примечаниях к ней упомянут в качестве консультанта. Так вот, именно в этом тексте Суслов впервые называется секретарем ЦК ВКП (б), отвечавшим с 1948 г. за подготовку депортации всех советских евреев (под видом добровольного переселения) на территорию Еврейской автономной области[22]. Скорей всего Шейнис, ориентируясь на эти весьма сомнительные и документально не подтвержденные данные, которые даже сам их публикатор вынужден был назвать «отчасти мифологизированными», и «произвел» Суслова в председатели депортационной комиссии. Той, что якобы функционировала более четырех лет, но почему-то так и не оставила по себе никакой фактической памяти – ни одного собственного документа, ни даже простого упоминания в каких-либо других документах или мемуарах.

Летом 1992 г. депортационная версия Шейниса пережила второе рождение. Тогда она вновь явилась публике – на сей раз включенной в новую книгу, но под старым и уже «раскрученным» заголовком «Провокация века». Случайно или нет, но этот труд толщиной в агитпроповскую брошюру, на мягкой обложке которой изображено что-то наподобие шабаша оживших скелетов, был «при содействии Израильского Фонда культуры и просвещения» подготовлен все тем же «независимым издательством» ПИК, за полтора года до этого выпустившим «хронику» В. Ерашова. Весьма показательно, что в эту книжку, ставшую своеобразной лебединой песнью Шейниса (спустя несколько месяцев он умер), вошел в несколько препарированном виде и материал из сборника исторических анекдотов Ю.В. Борева «Сталиниада». Изданный в 1991 г., он включал в себя различные толки, возникшие в интеллигентской среде. Среди них и такие: об издании в феврале 1953 года «миллионным тиражом» пропагандистской брошюры «члена Президиума ЦК Дмитрия Чеснокова» «Почему необходимо было выселить евреев из промышленных районов страны», распространение которой было приурочено к высылке в биробиджанскую тайгу «трех миллионов евреев» (общая численность евреев в СССР тогда не превышала 2,25 млн. – Авт.); о том, как Маленков уговаривал Эренбурга подписать «еврейское письмо» и как, «утверждая сценарий депортации», Сталин «проговорился» Хрущеву (а тот – Эренбургу) о распоряжении «органам» организовать во время транспортировки евреев по Транссибу под видом «стихийных» проявлений народного гнева нападения на эшелоны и убийства депортируемых, с тем чтобы доехать до места смогли не более половины, и т. п.[23]. И хотя сам Борев отнес свою книгу к жанру литературно-художественно-исторической фольклористики (отсюда и ироническое название, созвучное пушкинской «Гавриилиаде» или более современной кинематографической «Прохиндиаде») и пафос ее зиждился не на поиске исторической истины, а на разоблачении во что бы то ни стало советской системы, – почерпнутые из нее апокрифы были представлены Шейнисом как реальные факты. Вот как с подачи Борева он изобразил участие в «деле врачей» Чеснокова:

«К началу февраля он закончил порученный (Сталиным. – Авт.) теоретический труд, обосновывавший изгнание трех миллионов (!) евреев. Брошюра была напечатана и спрятана в одном из особо охраняемых подвалов МГБ в Москве. По указанию Сталина в день “Х” ее надлежало извлечь из подземелья и как можно быстрее распространить по всей стране»[24].

Как тут не подивиться прихотливости мифотворчества: ведь в вышедших прежде мемуарах Сахарова Чеснокову приписывалось нечто иное – он назван там автором «еврейского письма».

У Шейниса, вознамерившегося сказку-миф о депортации сделать «документально подтвержденной» былью, нашлось немало последователей как в России, так и за рубежом. Начиная с 1993 г. потоком пошли публикации (журнальные и газетные статьи, отдельные книги, брошюры), в которых обнародованный «документальный материал» о подготовке Сталиным депортации евреев преподносился как авторитетный и заслуживающий доверия «исторический источник». При этом «наследие Шейниса» дополнялось такого же рода «вновь открывшимися свидетельствами»[25].

Своеобразное лидерство в уснащении своих сочинений подобными «фактами» захватил Я.Я. Этингер. Пострадавший в свое время от сталинских политических репрессий (в 1951 г. получил 10 лет лагерей за антисоветскую агитацию и пропаганду) и став потом профессором истории (специалистом по новейшей истории развивающихся стран Азии и Африки), он, соединив в одном лице драматический личный опыт и профессиональные знания, казалось, способен был внести существенный вклад в начавшееся в годы перестройки научное восстановление исторической правды. Однако, испытывая «глубокую внутреннюю ненависть к коммунизму и КПСС»[26], он после развала Советского Союза нашел свое призвание в пропагандистском обличении сталинщины, миссии общественно значимой и благородной, но далеко не тождественной строго научному осмыслению этого исторического явления. И все было бы в пределах нормального сочинительства, если бы Этингер не пытался выдать свои хлесткие и эмоционально насыщенные политические памфлеты за исторические труды и если бы он, сводя счеты с «проклятым прошлым», не использовал, подобно Шейнису, далекие от науки приемы.

Чтобы убедиться в этом, необходимо вспомнить, как шло освоение Этингером проблематики «дела врачей». Первые его попытки публично обозначить свое осмысление этой темы, пожалуй, относятся к 1988 г., когда «Медицинская газета» опубликовала интервью с ним. Оно – об истории фабрикации МГБ СССР уголовного дела на него самого и усыновившего его профессора медицины и консультанта лечебно-санитарного управления Кремля Я.Г. Этингера, которого, арестовав, сначала обвинили в антисоветской пропаганде и еврейском буржуазном национализме, а потом – во «вредительском лечении» руководителей «партии и правительства».

Я.Я. Этингер - один из активных творцов мифа о депортации

Беседуя с корреспондентом, Я.Я. Этингер почему-то ни словом не обмолвился тогда о наличии угрозы депортации евреев как следствии «дела врачей», хотя перестроечная гласность уже вовсю бичевала преступления сталинизма[27]. Конечно, автору этих строк могут возразить, что гласность гласностью, но еще сильна была цензура и некоторые язвы советского прошлого вскрывать запрещалось. Что ж, с этим доводом можно согласиться, но с оговоркой: процесс спонтанной либерализации в стране был столь стремительным, что рамки дозволенного расширялись тогда буквально на глазах. Уже в следующем году были подготовлены к изданию, а в 1990-м вышли упоминавшиеся воспоминания В.А. Каверина, в которых о гипотетической сталинской депортации евреев было сказано достаточно прямо и определенно. Между тем в появившейся в том же году в журнале «Наука и жизнь» статье «“Дело врачей” и судьба» Этингер продолжал хранить молчание по поводу депортации, задаваясь исключительно вопросом о том, «не должен ли был задуманный процесс над врачами стать прологом новой гигантской чистки в высших эшелонах партийно-государственного и военного руководства?» И даже в начале 1991 г., публикуя в историческом альманахе «Звенья» очерк по «делу врачей», Этингер не спешил присоединиться к хору сторонников депортационной версии, хотя в том же номере альманаха был помещен фактически поддерживавший ее материал А. Вайсберга («Воспоминания Е.И. Долицкого»). Правда, тут же он впервые очень осторожно коснулся гипотезы о подготовке выселения евреев, предположив, что «истинный смысл» «дела врачей» прояснится только после открытия секретных архивов, а пока остается гадать: «должно ли оно было ограничиться только врачами, стало бы началом депортации еще одного народа, или, кроме всего прочего, процесс над кремлевскими медиками явился бы прологом новой гигантской чистки, нового “большого террора”»[28]. Однако в последующем, когда рухнул коммунистический режим и его задним числом не ругал разве только ленивый, позиция Этингера претерпела неожиданную и существенную метаморфозу. Произошло это в начале 1993 г. Тогда одновременно в парижской «Русской мысли» и московской «Еврейской газете» появилась его большая статья «К сорокалетию “дела врачей”», в которой он, видимо не удовлетворенный результатами рассекречивания закрытых архивов прежней власти, все же сделал «серьезный вывод», на который раньше не решался:

«...Упорные слухи, что после процесса над врачами и их публичной казни в крупнейших городах страны начнется депортация евреев в отдаленные районы Дальнего Востока... как теперь выяснилось, были обоснованы».

Тут же приводился целый набор соответствующих «доказательств». И хотя почти все они как будто слово в слово были списаны из книг Шейниса и Борева, эти авторы не были упомянуты. Вместо них были названы новые «источники», главным из которых представлялся скончавшийся еще в 1975 г. Н.А. Булганин. Якобы в 1970 г. тот поведал Я.Я. Этингеру о запланированных Сталиным публичных казнях (через повешение) «врачей-вредителей», которые должны были пройти «при огромном стечении населения на больших площадях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Свердловске и ряде других крупнейших городов страны»; о крушениях составов с евреями, депортируемыми по Транссибу, кстати, единственной и потому имеющей стратегическое значение железнодорожной коммуникации, связывающей европейский центр страны с ее восточными регионами. Повторялся и застарелый слух, приписывающий «профессору-философу» Д. Чеснокову авторство книги, оправдывавшей депортацию евреев. Но при этом Этингер ссылался на также уже умершего журналиста Э. Генри. Если говорить о достоверности этих «новых свидетельств», то она более чем сомнительна, причем не только потому, что они по сути не содержали ничего нового. Настораживает и то, что, полученные вроде бы давным-давно, они могли бы быть преданы гласности значительно раньше (хотя бы сразу же после краха советской власти), причем в соответствующей научной публикации форме, но почему-то этого не произошло.

Кроме того, в статье «К сорокалетию “дела врачей”» Этингер без ссылок на источники повторил не раз прежде публиковавшуюся другими авторами легенду о составлении «несколькими евреями – сталинскими прислужниками» письма, призывавшего советское руководство «спасти» евреев от «народного гнева» посредством депортации в Сибирь, где «готовились новые лагеря, строились тысячи бараков...». Единственной свежей струей в публикации стала информация о том, что ему «сейчас стало известно, что Маленковым и Сусловым были направлены инструктирующие письма в аппарат ЦК, где оба требовали вынесения врачам смертного приговора и вообще провести “определенные антиеврейские акции”»[29]. Но на поверку вышло, что, объявив о существовании столь важных документов ЦК, Этингер явно погорячился, оказавшись не в состоянии их представить. Поэтому, чтобы впредь «не подставляться», он больше не приводил конкретные и потому легко проверяемые факты, а предпочитал апеллировать к свидетельствам анонимов или умерших людей.

Обновленную» версию «дела врачей» Этингер изложил потом в общем виде в выходивших многомиллионным тиражом «Аргументах и фактах»[30], что способствовало популяризации его «открытий» в этой области, а сам он был разрекламирован как лучший специалист по истории позднего сталинизма. «Источниковая база» исследований позже им была дополнена еще одним «важным документом». Произошло это в начале 1999 г., когда в нью-йоркской русскоязычной газете «Еврейский мир» Этингер опубликовал загадочную историю о том, как от одной незнакомой ему женщины, «плохо одетой», производившей «жалкое впечатление» и обратившейся к нему инкогнито, он получил «пожелтевший от времени машинописный экземпляр письма, озаглавленного “Ко всем евреям Советского Союза”», который, по ее словам, достался ей от умершей «лет 10 назад» «старой матери», работавшей когда-то машинисткой в редакции «одной из центральных газет». Убедившись сразу же, что в его руках «находится уникальный исторический документ, призыв-обращение к депортации евреев в отдаленные районы страны», Этингер, согласно его рассказу, попросил у таинственной посетительницы разрешения скопировать его. Но та ответила решительным отказом, разрешив только переписать текст в ее присутствии, «после чего исчезла навсегда». В России это обретенное столь чудесным образом «письмо» впервые было напечатано («в сокращении») через два года в «Известиях»[31].

Знакомство с этим фрагментом убедило автора этих строк в том, что перед ним примитивно сработанный фальсификат, о чем он без каких-либо экивоков и написал в вышедшей в 2001 г. монографии. Еще раз убедиться в собственной правоте он смог, прочтя в недавно вышедших мемуарах Этингера полный текст «письма»[32]. Сразу бросились в глаза какая-то подозрительная краткость «письма», его корявый, «не отшлифованный» стиль, то есть наличие особенностей, не характерных для подлинных документов ЦК КПСС, всегда тщательно готовившихся. Даже сравнение сего «письма» с изначально составленным как имитация «Обращением к евреям – гражданам Советского Союза», сочиненным В. Ерашовым для своей «историко-фантастической хроники», оказалось не в пользу первого, содержание которого, как ни парадоксально, представляется значительно менее отвечающим канону советского канцелярита. Но самое главное, сравнительный анализ выявил очевидную фиктивность послания, выдаваемого Этингером за подлинное: в нем обнаружились явные текстуальные заимствования (частичный плагиат) из «обращения» Ерашова. Чтобы наглядно убедиться в этом, достаточно сопоставить соответствующие фрагменты этих «литературных произведений»[33]

Но «еврейское письмо» собственного изготовления – это только остров в раскинувшемся в мемуарах Этингера море манипуляций фактами (замалчивание, извращение, подтасовка, передергивание, измышление), разнообразных ошибок и просто ляпсусов. Всех их перечислить в рамках данной статьи просто невозможно, да и нет необходимости. Однако без демонстрации наиболее характерных из них, думается, все же не обойтись, так как фальшь, как известно, проявляется в деталях.

Так вот, со ссылкой на свидетельство Булганина – странным образом как на дрожжах разросшееся с десяти строчек текста с момента первой апелляции к нему Этингера в 1993 г. до нескольких страниц в 2001 г. – утверждается, что «на совещании в начале декабря 1952 г. Сталин прямо сказал, что “каждый еврей в Советском Союзе – это националист, агент американской разведки. Еврейские националисты – а все они националисты (?) – думают, что еврейскую нацию облагодетельствовали США. Вот почему они считают своим долгом помогать американским империалистам”». Далее уже от себя Этингер дополняет: «Спустя много лет “Независимая газета” 29 сентября 1999 г. опубликовала выдержки из дневника сталинского министра В.А. Малышева, который после совещания у Сталина 1 декабря 1952 года записал примерно те же слова. Очевидно, речь шла об одном и том же заседании, на котором присутствовали и Н.А. Булганин, и В.А. Малышев”». Да, уточним, 1 декабря 1952 г. в Кремле состоялось, не совещание, а расширенное заседание Президиума ЦК КПСС, на котором действительно присутствовал Малышев, правда, тогда он был не «сталинским министром», а заместителем председателя Совета Министров СССР. Установить же, принимал ли участие в том заседании Булганин, не представляется возможным – официальных протоколов в архивах не обнаружено. О заседании том, собственно, и стало известно только благодаря дневниковой записи Малышева, в которой наряду с прочим были зафиксированы следующие высказывания Сталина по «еврейскому вопросу»:

«Любой еврей – националист, это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов».

Возникает вопрос: чему верить? Дневниковой записи Малышева, подлинность которой не вызывает сомнения, или очередной порции воспоминаний Этингера о беседах с Булганиным, которая странным образом доводится до сведения читателей только в виде вариации уже опубликованного и известного? Хотя ответ тут очевиден, все же продолжим сравнительный текстуальный анализ. Как видим, реально сказанное на этом заседании Сталиным (то есть записанное Малышевым) лишь чисто внешне похоже на то, что якобы поведал Булганин Этингеру. Ясно, что, говоря об агентах американской разведки, Сталин имел в виду не всех советских евреев, а только «евреев-националистов». Вот почему это подлинное, но «невыгодное» для него свидетельство Этингер не воспроизвел в своих мемуарах, а вместо него поместил со ссылкой на Булганина совершенно противоположный, как выясняется, по смыслу парафраз, утверждая ничтоже сумняшеся, что это «примерно те же слова», что записал Малышев[34].

Можно привести и другие примеры того, как, действуя по принципу «если факты против нас, тем хуже для фактов», Этингер манипулирует ими. Довольно подробно останавливаясь на воспоминаниях В.А. Каверина о том, как проходила подготовка коллективного «еврейского письма», Этингер воспроизводит в своих мемуарах только те мысли писателя, которые укладываются в «прокрустово ложе» его концепции о депортации, и безжалостно отсекает все, что так или иначе ей противоречит. В частности, опускает замечание Каверина о том, что в этом письме «решительно» отвергалось «наличие в СССР антисемитизма», а также его предположение, что письмо Эренбурга Сталину «подорвало идею дальневосточного гетто»[35]. Та же фигура умолчания возникает и когда Этингер обращается к мемуарам А.И. Микояна. Из них берется только рассказ последнего о жалобах Л.М. Кагановича по поводу данного тому Сталиным поручения организовать подготовку «еврейского письма» (что действительно имело место). Причем берется только ради завершающей этот сюжет и явно притянутой за уши и штампованной фразы, служащей разве что для обозначения того, когда такая беседа происходила: «это было за месяц за полтора до смерти Сталина – готовилось “добровольно-принудительное” выселение евреев из Москвы...» И поскольку ничем личностно-конкретным эта «концовка» не подкреплялась, апелляцию Этингера к тени самого хамелеоноподобного советского вельможи можно мотивировать только желанием продемонстрировать читателю еще одного авторитетного сторонника депортационной версии[36].

Еще более ценный козырь получил в свои руки Этингер, когда такой уважаемый общественный и политический деятель как А.Н. Яковлев, назначенный руководством посткоммунистической России председателем Комиссии при президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, издал в 1995 г. брошюру «По мощам и елей». В ней он, явно под воздействием мифотворчества по «делу врачей», в которое немалый вклад внес все тот же Этингер, кратко повторил версию о депортации, муссируемую последним начиная с 1993 г. Само собой разумеется, что все это, теперь как бы осиянное официальной легитимностью, перекочевало в книгу Этингера. Причем то ли из-за присущего последнему неряшливого отношения к оригинальному тексту, то ли вследствие его желания выдать чужие наработки за свои (за что говорит вышеописанный случай с заимствованиями из книги В. Ерашова), но закавыченной оказалась только часть цитируемых строк из книги Яковлева. И наоборот, последнему были приписаны утверждения, которых нет ни в брошюре «По мощам и елей», ни в вышедших позднее мемуарах «Омут памяти». (Якобы, «по мнению А.Н. Яковлева», в сборе подписей под «еврейским письмом» принимал участие академик М.Б. Митин и «еврейское письмо» «было задумано» «профессором-философом... Д.Н. Чесноковым*»)[37].

Примечательно, что высказывание А.Н. Яковлева о депортации было тиражировано в 1995 г. с подачи его главного помощника в президентской комиссии по реабилитации и эксперта по антисемитизму В.П. Наумова, который позже стал увязывать «дело врачей» и «депортацию» с намерением Сталина спровоцировать третью мировую войну, хотя реальные факты как раз свидетельствуют об обратном. О том, что стороннее влияние на А.Н. Яковлева действительно имело место, свидетельствует хотя бы то, что он, давая в конце 1991 г. во Франции интервью, полагал, что Сталин непосредственно не стоял за планом депортации евреев, и если таковой действительно существовал, то именно диктатор незадолго до своей смерти мог дать отбой, исходя, возможно, из резонов, почерпнутых из письма Эренбурга[38].

Туман рассеивается

Научная публикация в журнале «Источник» именно этого письма, а также одного из вариантов подлинного обращения представителей еврейской общественности в редакцию «Правды», осуществленная в начале 1997 г. Архивом президента Российской Федерации[39], помогла автору этих строк избавиться от последних сомнений в отношении того, планировалась ли в действительности Сталиным депортация евреев или нет. А первые семена скепсиса заронило в его душу прочитанное за четыре года до этого интервью в «Литературной газете» с тогдашним руководителем Государственной архивной службы России Р.Г. Пихоей. Среди прочих тому со ссылкой на «свидетельство Н.А. Булганина», только что «вброшенное» в информационное поле Я.Я. Этингером, был задан вопрос: правда ли, что Сталин принял перед смертью решение о массовой депортации евреев и к Москве «уже начали подгонять десятки железнодорожных эшелонов...»? На что тот ответил: «Таких документов я не видел»[40]. Но отсутствие документов о каком-либо событии, как известно, не всегда означает, что такового не было вообще. И потому в своей книге 1994 г. «В плену у красного фараона» пишущий эти строки мог выразить лишь надежду на то, что загадка депортации когда-нибудь будет раскрыта[41]. Некоторым такая позиция может показаться чрезмерно осторожной и даже перестраховочной. Ведь ранее в том же году была издана документальная повесть А.М. Борщаговского «Обвиняется кровь». В ней известный писатель, кстати, объявленный в 1949 г. одним из предводителей «банды безродных космополитов» и на себе познавший, что такое госантисемитизм, отрицал возможность депортации: «…Ничем не ограниченный диктатор самой могущественной военной державы, не в силах, однако, осуществить  де-портацию  (здесь и далее разрядка Борщаговского. – Авт.) евреев, выдворить, вытолкать их… Ссылка, депортация евреев страны… мифологический, близкий к фантастике образ вожделений и тайных замыслов Сталина, дополнительный мотив ненависти из-за сознания  невыполнимости  его  мечты»[42].

Но эти утверждения были результатом интуитивно-психологического осмысления проблемы. А художественное прозрение (даже адекватное истине) не может заменить научный анализ фактов. Поэтому момент истины наступил для пишущего эти строки только после знакомства с означенными выше документами из Архива президента России. У «твердых» же сторонников депортационной версии они вызвали шок, который сменился бурной реакцией неприятия исторической правды, разрушающей привычные и прочно укоренившиеся в общественном сознании иллюзорные представления о прошлом. Особенно эмоциональным был отклик литературоведа и специалиста по творчеству И.Г. Эренбурга Б.Я. Фрезинского, разразившегося объемной статьей с истеричным заголовком «Не подставляйте уши – лапша из “Источника”»[43].

Но вырвавшуюся наружу правду, какой бы неудобной она для кого-то ни была, мудрено одолеть. Подобно могучей реке, берущей начало с малоприметного ключа, она, обретая со временем силу, сметает препятствия. Первый прорыв сквозь завалы мифов о депортации произошел в мае 1997 г. на международной конференции в католическом университете Айхштетта (Германия) по теме «Поздний сталинизм и “еврейский вопрос”». Поскольку пишущий эти строки выступил на этом научном форуме с докладом, в котором на основе фактов доказывалась полная несостоятельность депортационной версии, между ним и упомянутым выше В.П. Наумовым возникла полемика. Она была столь отстрой и бескомпромиссной, что ей, несмотря на ее сугубо научный характер, уделили внимание ведущие немецкие газеты[44]. Благодаря такой «рекламе» материалами конференции, вышедшими на немецком языке[45], заинтересовалась научная общественность Германии, особенно та ее часть, которая так или иначе связана с еврейской общиной. Несомненно, под влиянием этих материалов А. Лустигер, известный ученый, общественный деятель (почетный председатель Сионистской организации Германии), бывший узник Освенцима и Бухенвальда, включил в опубликованную им в 1998 г. «Красную книгу: Сталин и евреи» следующий вывод:

«Поскольку до сих пор не существует никаких документальных доказательств планирования массовой депортации советских евреев, которая, согласно многим высказываниям, предстояла в начале 1953 г., подобные утверждения впредь до того, как будет доказано обратное, должны рассматриваться как слухи или легенды»[46].

Еще более категорично – полностью отрицая подготовку депортации – выступили В. Балан (США) и И. Коршевер (Израиль)[47]. Но самое главное, конференция заставила задуматься и даже более или менее скорректировать свою позицию тех, кто раньше безоговорочно поддерживал точку зрения Я.Я. Этингера. В число таковых входил, собственно, и устроитель конференции в Айхштетте немецкий политолог и историк Л. Люкс. Если раньше он без тени сомнения утверждал со ссылкой на «доказательства», приводимые Этингером, что советским вариантом решения «еврейского вопроса» должна была стать подготовленная Сталиным депортация, то в статье 1999 г. вынужден был о том же самом говорить всего лишь как об одной из дискуссионных версий развития событий, сосуществующей на равных с совершенно противоположной точкой зрения. Но дальше этой «подвижки» Люкс не пошел. Он, как и прежде, пытался механически уподобить Сталина Гитлеру, туманно рассуждая о том, что поскольку оба они были тоталитарными диктаторами и оба считали своих соратников не способными реализовать ими задуманное, то, уходя с политической сцены, должны были и действовать одинаково. Хотя известно, что история не знает сослагательного наклонения, давалось понять, что советский вождь, проживи он несколько дольше, непременно бы повторил Холокост, учиненный в свое время его германским «коллегой». Понимая, впрочем, что подобные спекуляции ничего не стоят без конкретных доказательств, Люкс, видимо надеясь получить их когда-нибудь в будущем, уведомил читателей о том, будто «В.П. Наумовым обнаружены новые архивные документы, свидетельствующие о подготовке депортации евреев». Как известно, ничего подобного до сих пор так и не было опубликовано[48]. Видимо, избавился от части прежних заблуждений и уже упоминавшийся ранее американский биограф И. Эренбурга и правозащитник Д. Рубенстайн. В написанном им предисловии к недавно переизданному в США на английском языке сборнику документов «Неправедный суд, последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета» он, отходя от прежней непоколебимой уверенности в том, что только смерть Сталина предотвратила полностью подготовленное им выселение евреев, употребляет теперь более осторожные формулировки. В том смысле, что в начале 1953 г. все оставалось неопределенным, хотя при этом многое указывало на то, что диктатор планировал эту акцию и что он колебался[49]. Примерно такую же неопределенную позицию занимают и авторы вышедшей сначала во Франции, а потом и в России «Черной книги коммунизма», в которой превалирует разоблачительный пафос, не всегда, как известно, находящийся в ладах с правдой истории. Понимая абсурд приписывания Сталину намерений, не подкрепленных бесспорными доказательствами, они вместе с тем явно не готовы откреститься от старой и привычной депортационной версии. Отсюда и столь расплывчатый и межеумочный вывод:

«В настоящее время в связи с труднодоступностью Архива президента Российской Федерации, где хранятся самые секретные и, видимо, самые «неудобные» (для кого? – Авт.) сведения, нет возможности доподлинно установить, существовал ли план массовой высылки евреев в начале 1953 года»[50].

Иную позицию, активную и деятельную, занял историк С.А. Мадиевский, выходец из бывшего СССР, живущий ныне в Германии. Примыкая изначально к сторонникам депортационной версии, он тем не менее решил провести самостоятельное, объективное и независимое расследование, нацеленное на установление исторической правды. Для этого он провел детальные интервью с основными участниками полемики, разгоревшейся на Айхштеттской конференции, и потом, научно систематизировав аргументационно-источниковую базу каждого из них, подготовил пространную информационно-аналитическую статью, которую в 1999 – 2001 гг. опубликовал в более чем 20 печатных изданиях Европы, США, Израиля и России[51]. И хотя этому педантичному и очень осторожному в оценках ученому в результате так и не удалось прийти к однозначному выводу в пользу той или иной стороны, тем не менее он вынужден был констатировать, что все контрдоводы, выдвинутые после конференции оппонентами автора этих строк, оказались научно несостоятельными.

***

Подводя итог, приходишь к выводу, что все так называемые конкретные доказательства («свидетельства» Н.Н. Полякова, Н.А. Булганина, «еврейское письмо» с просьбой о переселении и пр.), на которых зиждилась депортационная версия, либо сфальсифицированы, либо, в лучшем случае, носят сомнительный характер. В активе сторонников этой версии ныне остается разве что разнородная масса противоречивых и эмоциональных слухов, которые в принципе нельзя проверить на фактическую достоверность. Наличие этих слухов доказывает только то, что под воздействием государственного антисемитизма в еврейской среде возникли депортационные настроения, причем по мере усиления антиеврейских гонений эти ожидания приобретали почти апокалиптический накал. Однако утверждать, что подобные слухи могут служить фактическим подтверждением конкретной подготовки Сталиным депортации, не позволяют не только принципы научно-исторического исследования, но и просто здравый смысл. Ибо все разговоры о том, что готовилась средневековая по жестокости казнь арестованных евреев на Красной площади, огромными тиражами печаталась пропагандистская литература, обосновывающая необходимость депортации, составлялись списки на выселение, происходила концентрация подвижного состава, предназначенного для транспортировки евреев в Сибирь, где для них возводились бараки и целые концлагеря, и т. п., – так и остались разговорами, хотя и были растиражированы падкой на историческую сенсацию печатью, не став, как выражаются юристы, событием преступления (в данном случае – сталинизма).

К счастью, смутные времена (а в России по большому счету они захватили почти весь ХХ век) не могут длиться вечно. Их окончание знаменует торжество истины, которая, подобно лучам восходящего солнца, рассеивает мистический туман, окутывающий прошлое и скрывающий правду, в том числе и о последних действиях, планах и намерениях Сталина. Сейчас те, кто блуждал в потемках депортационной версии и не утратил при этом здравый смысл, оказались перед альтернативой: либо, памятуя формулу Тертуллиана «credo quita absurdum», остаться в стане неразмышляющих и слепо верящих, либо, вняв голосу разума, оперирующего не эмоциями, а фактами, пересмотреть собственную позицию. Непростой выбор в пользу здравого смысла уже сделали такие известные историки, как Рой и Жорес Медведевы, которые прежде склонны были доверять «свидетельствам» о намерении властей депортировать евреев, а теперь под воздействием рассекреченных в последнее время архивных документов пришли к выводу, что в действительности ничего подобного не готовилось. То же самое можно сказать и о коллективе авторов толково изданной не так давно Ассоциацией народных университетов еврейской культуры «Истории еврейского народа в контексте мировой истории. События, имена, культурные достижения», где в разделе «Дело врачей» отсутствует какое-либо упоминание о так называемой депортации[52].

На этом фоне становится все более очевидным банкротство тех, кто и сейчас еще пытается воспрепятствовать торжеству исторической правды. Своими нелепыми выдумками они дискредитируют реальные страдания еврейского народа, которые тому пришлось претерпеть в ХХ веке. Говоря о якобы готовившейся Сталиным депортации евреев как о некоем без пяти минут втором Холокосте, они девальвируют трагедию настоящего Холокоста. Играя ради собственного «творческого самоутверждения» на генетических страхах евреев, они мешают налаживанию их нормальной общинной жизни в России. Кроме того, публикуя заведомую неправду, они дают в руки идеологам шовинизма удобный предлог объявлять такой же выдумкой «сионистов» и «либералов» реально существовавший в СССР официальный антисемитизм.

Взбаламученная социальными катаклизмами река новейшей отечественной истории постепенно входит в нормальное научное русло. Поток знаний о прошлом уже перестает вспениваться от сенсаций и громких разоблачений, приобретая аналитическую размеренность и фактологическую прозрачность. Теперь любителям ловли рыбки удачи в мутной воде ретроспективных мистификаций становится все трудней и небезопасней (для собственной репутации) заниматься этим. Не пора ли, господа, угомониться, припомнив народную мудрость: можно всю жизнь обманывать одного человека, можно очень долго морочить голову многим людям, но нельзя всех обмануть навсегда.

________________________________________________________________

* Идейную бифуркацию Сталина на почве «еврейского вопроса» отмечал и Н.С. Хрущев: «Если говорить об антисемитизме в официальной позиции, то Сталин формально боролся с ним как секретарь ЦК, как вождь партии и народа, а внутренне, в узком кругу, подстрекал к антисемитизму» (Хрущев Н.С. Воспоминания // Вопросы истории. 1991. № 11. С. 59).

** Эта версия в несколько препарированном в жанре политического детектива виде перекочевала потом в книгу скандально известного американского журналиста С. Кагана «Кремлевский волк» (М.: Прогресс, 1991. С. 245-247), самозванно объявившего себя «племянником» Л.М. Кагановича.

*** Характерно, что Я.И. Айзенштат (один из приверженцев депортационной версии), воспроизводя этот фрагмент в своей брошюре, постарался представить А.И. Солженицына полным своим единомышленником. Для этого из текста были изъяты «невыгодные» оговорки последнего: «кажется», «по московским слухам» (Айзенштат Я.И. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Юридическое исследование этапов преступной подготовки Сталиным геноцида советских евреев. Иерусалим, 1994. С. 63).

**** То, что некто Н.Н. Поляков действительно работал в конце 1940-х – начале 1950-х гг. в аппарате ЦК КПСС и МГБ СССР, архивы, хранящие документы этих ведомств, не подтверждают (Архив автора).

***** Так в тексте, на самом деле – Д.И. Чесноков. Таких текстуальных «ляпов» в книге Этингера масса: выход брошюры А.Н. Яковлева датируется 1996 г., тогда как та вышла на год раньше; неправильно цитируется данная И.В. Сталиным известная дефиниция антисемитизма – якобы тот «является наиболее опасным пережитком капитализма» (надо – «каннибализма»); перевирается и название статьи Эренбурга в «Правде» от 21 сентября 1948 г., и т. д.

Примечания

[1] Еврейский антифашистский комитет у М.А. Суслова (Из воспоминаний Е.И. Долицкого) / Публикация А. Вайсберга // Звенья. Исторический альманах, вып. 1. М.: Прогресс-Феникс- Atheneum, 1991. С. 537–546; Шатуновская Л.А. Жизнь в Кремле. Нью-Йорк: CHALIDZE Publication, 1982. С. 335–339.

[2] Jewish Chronicle. July 29, 1949; November 23, 1951; May 9, 1952; Советско-израильские отношения. Сборник документов. 1941 – 1953. В 2-х тт. М.: Международные отношения, 2000. Т. 1. Кн. 2. С. 85, 86, 107, 130–131, 192–193, 199–200, 337–339; Независимая газета. 05.10.1999.

[3] Аллилуева С.И. Только один год. М.: Книга, 1990. С. 135.

[4] Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда, 1990. С. 290.

[5] Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. М.: Книга, 1988. С. 70–71.

[6] Так это было. Тихон Хренников о времени и о себе (Запись и обработка диалогов В. Рубцовой). М.: Музыка, 1994. С. 179.

[7]РГАНИ. Ф. 5. Оп. 25. Д. 504. Л. 173–179.

[8] Источник. 1997. № 1. С. 142–143; Чуев Ф.И. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М.: Отечество, 1992. С. 174; Известия ЦК КПСС. 1991. №. 1. С. 192.

[9] Источник. 1997. № 1. С.142; РГАНИ. Ф. 3. Оп. 25. Д. 504. Л. 180–186, 187, 188.

[10] РГАНИ. Ф. 3. Оп. 25. Д. 504. Л. 138–168; Источник. 1997. №. 1. С. 143–146.

[11] 11 Источник. 1997. № 1. С.142.

[12] Le Monde, April 17, 1956; Авторханов А. Загадка смерти Сталина (Заговор Берия). М.: Слово, 1992. С. 89–90.

[13] Goldberg B. Z. The Jewish Problem in the Soviet Union. Analysis and Solution. N.Y.: Croun, 1961, P. 177–188; Gilboa Y. The Black Years of Soviet Jewry. 1939 – 1953. Boston: Little, Brown, 1971; Roy A. Medvedev. Let History Judge: The Origins and Consequences of Stalinism. N.Y.: Knopf, 1971, P.615; Медведев Р.А. К суду истории. Генезис и последствия сталинизма. Нью-Йорк, 1974. С.1001; Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918 – 1956. Опыт художественного исследования. Париж: YMCA PRESS, 1973. Т.1. Ч. 1. С. 102; Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. Т. 5. Архипелаг ГУЛАГ. 1918 – 1956. Опыт художественного исследования. Ч. 1,2. М.: Инком НВ, 1991. С. 74.

[14] РГАНИ. Ф. 5.Оп. 76. Д. 213. Л. 319 (документ выявлен историком М.М. Членовым).

[15] Levin N. The Jews in the Soviet Union since 1917. Paradox of Survival, vol. 2. N.Y.: New York University Press, 1987. P. 548; Gitelman Z. A Century of Ambivalence. The Jews of Russia and the Soviet Union, 1881 to the Present. N.Y.: Schocken Books, Inc. 1988. P. 239; Ro’i Y. Soviet Decision Making in Practice. The USSR and Israel. 1947 – 1954. New Brunswick (USA): Transaction, Inc., 1980. P. 349; Pinkus B. The Jews of the Soviet Union. The History of a National Minority. N.Y.: Cambridge University Press, 1988. Р. 180;.

[16] Rapoport L. Stalin’s War against the Jews. The Doctor’s Plot and the Soviet Solution. N.Y.: The Free Press, 1990. Р. 167; Rapoport L. Hammer, Sichel, Davidstern. Judenverfolgung in der Sowjetunion. Berlin, 1992. S. 129; Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. М.: Грэгори Пейдж, 1994. С. 404–402; Rubenstein Y. Tangled Loyaties. The Life and Times of Ilya Eyrenburg. N.Y.: Basic Books, 1996. P. 273–276; Альтшулер М. Эренбург и евреи. (Набросок портрета) // Советские евреи пишут Илье Эренбургу. 1943 – 1966 / Ред. М. Альтшулер, И. Арад, Ш. Краковский. Иерусалим, 1993. С. 79; See: Union of Soviet Socialist Republics: Encyclopedia Britannica, 1996 (компьютерная версия); Краткая еврейская энциклопедия. Т. 8. Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1996. С. 255–256.

[17] Рапопорт Я.Л. Указ.соч. С. 67–68.

[18] Сахаров А.Д. Воспоминания // Знамя. 1990. №. 12. С. 33.

[19] Ерашов В.П. Коридоры смерти. Историко-фантастическая хроника. Рассказы. М.: ПИК Независимое издательство, 1990. С. 291–326.

[20] Книга о русском еврействе. 1917 – 1967. Минск.: ООО «МЕТ», 2002. С. 348.

[21] Источник. 1991. № 1. С. 144–145; Каверин В.А. Эпилог. Мемуары. М.: Московский рабочий, 1989. С. 316–320.

[22] Шейнис З.С. Провокация века. М.:ПИК, 1992. С. 107.

[23] Борев Ю.В. Сталиниада. Мемуары по чужим воспоминаниям с историческими анекдотами и размышлениями автора. Иркутск, 1992. С. 403–408.

[24] Шейнис З.С. Провокация века. М.:ПИК, 1992. С. 107.

[25] Этингер Я.Я. К сорокалетию «дела врачей» // Еврейская газета. 1993. № 4 (91); Ваксберг А.И. Нераскрытые тайны. М.: Новости, 1993. С. 293–294; Айзенштат Я.И. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Иерусалим, 1994. С. 61–80; Лясс Ф.М. Последний политический процесс Сталина или несостоявшийся геноцид. Иерусалим, 1995. С. 109–124 и др.

[26] Этингер Я.Я. Это невозможно забыть... Воспоминания. М.: Весь мир, 2001. С. 234.

[27] Медицинская газета. 20.07.1988.

[28] Наука и жизнь. 1990. № 1. С. 126–129; Звенья. Исторический альманах. Вып. 1. С. 559.

[29] Русская мысль. 15.01.1993; Еврейская газета. 1993. № 4 (91), № 5 (92).

[30] Аргументы и факты. 1993. № 15.

[31] Еврейский мир (N.Y.). 11.03.1999; Известия. 09.01.2001.

[32] Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001. С. 672; Этингер Я.Я. Это невозможно забыть... С. 122–123.

[33] Этингер Я.Я. Указ. Соч. С. 122–123. Ерашов В.П. Указ соч. С. 293–295.

[34] Этингер Я.Я. Указ. Соч. С. 104; Источник. 1997. № 5. С. 140–141.

[35] Этингер Я.Я. Указ. Соч. С. 119–120; Каверин В.А. Указ. Соч. С. 317, 320.

[36] Этингер Я.Я. Указ. Соч. С. 124.

[37] Этингер Я.Я. Указ. Соч. С. 111–112; Яковлев А.Н. По мощам и елей. М.: Евразия, 1995. С. 108; Его же. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000. С. 429–430.

[38] Rubenstein Y. Op.cit. P. 434.

[39] Источник. 1997. № 1. С. 141–146.

[40] Литературная газета. 28.04.1993.

[41] Костырченко Г.В. В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 361.

[42] Борщаговский А.М. Обвиняется кровь. Документальная повесть. М.: Прогресс, 1994. С. 35–36.

[43] Невское время (СПб). 06.06.1997.

[44] Suddeutsche Zeitung, 15 Mai 1997; Frankfurter Allgemeine Zeitung, 21 Mai 1997.

[45] Der Spatstalinismus und die «Judische Frage». Zur antisemitischen Wendung des Kommunismus / Hrsg. von L. Luks. Koln: Bohlau Verlag Gmbh & Cie, 1998.

[46] Lustiger А. Rotbuch: Stalin und die Juden. Berlin: Aufbau-Verlag, 1998. S. 263.

[47] Еврейский мир (N.Y.), 04.06.1998. № 9 (315); 06.05.1999, № 57 (363); Еврейский камертон (прил.к Новости недели) (Израиль). 30.03.2000.

[48] Luks L. Auch Stalin plante eine «Losung der judischen Frage»// Allgemeine Judische Wochenzeitung. 1993, 18 Мarz; Его же. Еврейский вопрос в политике Сталина // Вопросы истории. 1999. № 7. С. 41–59.

[49] Неправедный суд, последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета / Отв. ред. В.П. Наумов. М.:Наука, 1994; Stalin’s Secret Pogrom. The Postwar Inquisition of the Jewish Anti-Fascist Committee / Ed. by Y. Rubenstein and V. Naumov. New Naven, London, 2001. P. 62.

[50] Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. Пер. с франц. М.: «Три века», 1999. С. 236

[51] Русская Германия (ФРГ). 1999, 23–29 авг., № 33; Лехаим (Россия). 2001. № 1 (105). С. 51–53 и др.

[52] История еврейского народа в контексте мировой истории. События, имена, культурные достижения / Сост. С. Августевич, А. Рыбаков, Л. Внукова, В. Дворянов. М.: Еврейский мир, 2001. С. 62.

Источник — журнал «ЛЕХАИМ»