Новость:В Клязьме плавал «Крокодил»!
5 октября 2025, где?
В гараже у приятеля случайно обнаружил подшивку журнала «Крокодил» за 1939 год. И, открыв наугад, сразу же наткнулся на карикатуры художника Константина Павловича Ротова. «Деду очень нравился журнал, до войны он его регулярно покупал. Было несколько пачек, да все сдал в макулатуру в обмен на «Королеву Марго». А теперь Дюма на любом «развале», а таких журналов не достать…» – грустно пояснил приятель. Я только молча кивнул…
Хорошо бы создать раздел в местном музее, посвященный художнику К.П. Ротову, долгое время жившему на даче в Клязьме, тем более что первый экспонат для музея уже есть…
Родился Константин Ротов 17 марта 1902 года в Ростове-на-Дону в семье служащего. После окончания пятиклассного городского училища поступил в Ростовское художественное училище, так как с детства замечательно рисовал карикатуры. В 1916 году его карикатуры попали в Петербургский журнал «Бич», и с этого момента работы К.П. Ротова не сходили со страниц различных журналов и газет. В 1921 году Константин командирован на учебу в Ленинградскую академию и принят на графический факультет. В то же время им был получен первый заказ из Москвы на иллюстрирование сказок Андерсена и братьев Гримм. С 1922 по 1940 год уже в Москве Ротов сотрудничает с журналами «Крокодил» и «Огонек», а также с газетами «Правда», «Комсомольская правда», «Гудок»… Одновременно он в сотрудничестве с Владимиром Маяковским выпускает множество плакатов, участвует в оформлении театральных постановок и иллюстрирует произведения М. Салтыкова-Щедрина, К. Чуковского, А. Барто, а также Ильфа и Петрова…
Именно с Ильфом и Петровым, да еще с Борисом Левиным он приобрел у Михаила Кольцова и Бориса Ефимова (Фридлянда) в 1931 году дачу (ул. Пушкинская, 26, прозванная «Дача-минутка») на ст. Клязьма. До этого она принадлежала какому-то купцу. Елена Левина, дочь Бориса Левина, так описывает это место: «Улица, на которой стояла дача, была широкая, заросшая травой, с узкими тротуарами и огромной лужей посередине, непроезжей после дождей. С правой стороны, как раз против этой лужи, и стояла наша дача, в глубине участка, отгороженная невысоким серым забором из мелких планочек (теперь такое редкость). Она была двухэтажной, точнее, с мансардой и башенкой, голубого цвета, отделанного синим кантом, синими наличниками, рамы и столбики, подпиравшие крышу террасы. Участок – просторный, светлый, с соснами и березами. От калитки шла аллейка из кустов с розовыми цветами в виде метелочек, приводившая к дому, перед которым были разбиты грядки с табаком и большая клумба с анютиными глазками, а вдоль фундамента всегда росли настурции. Направо от клумбы была небольшая площадка, где играли дети, а взрослые иногда – в городки. За ней у забора с соседями были огород с кустиками укропа и заросли крапивы. Налево, в стороне от дома, находилась площадка, где вечерами играли в волейбол и собиралось много народу смотреть. А когда не хватало игроков, то зазывали даже прохожих. На одной половине первого этажа жили Ильфы и Петровы, в другой половине – Ротовы в большой комнате с открытой террасой. В дальнем углу дома находилась общая кухня. Скрипучая деревянная лестница вела на мансарду, где жили мы (Левины). Каждая комната имела своё название. Одна, например, называлась «гроб»…»
Ротов всё делал с упоением – работал, жил… Вспоминает И. Абрамский, сотрудник «Крокодила» (сосед по даче): «Мы с Костей жили на Клязьме в одной даче, и я из окна своей комнаты часто с интересом наблюдал, как он работал, сидя на террасе в своей любимой позе, положив ногу на стул. Художник одновременно работал, курил и успевал еще поиграть с резвым котенком, тут же привязанным на ленточке к стулу. Найдя неожиданно какую-то смешную деталь рисунка, он улыбался и иногда посмеивался вслух».
А вот воспоминания Елены Левиной: «Константин Павлович, пожалуй, был самым доступным для детей. Он рисовал за письменным столом, где у него был идеальный порядок: карандаши отточенные, кисточки чистенькие. Мы часто подбегали к нему, становились за спиной и смотрели, как он раскрашивает рисунки, а Петька (сын Петровых) иногда стоял подолгу, как завороженный, и он ему говорил: «Не сопи». …Наша дача оказалась несчастной. С ней была связана какая-то мистика. Говорили, что перед смертью Ильфа на всей даче зажегся свет. Это случилось весной 1937 г., в 1940 г. на финской войне погиб Борис Левин, летом 1940 г. на даче арестовали Константина Ротова, а в 1942 г. в Отечественную войну погиб Евгений Петров. К счастью, Константин Павлович вернулся. Самые первые хозяева тоже погибли. И когда дачи не стало, наши мамы сказали: «Слава Богу, что у нас ее нет».
Да, жизнь художника складывалась вполне удачно, он был популярен, его любили, узнавали… Но, как это случилось со многими гражданами нашей Родины, в его судьбу вторгся ГУЛАГ. Ротова арестовали в 4 часа утра 22 июня 1940 года (ровно за год до начала войны). Из воспоминаний Ирины Ротовой (дочери художника): «Я помню, как громко постучали в стекла веранды, а я очень боялась воров и сразу проснулась. Но, увы, это были не воры. Начался обыск, и всё летело вверх дном: рисунки, книги, постели… Мама быстро собрала папу, и он успел, склонившись надо мной, спокойно сказать: «Ирка, я уезжаю в командировку в Тулу. Что тебе привезти? Хочешь, самовар привезу?» И тут же подошел человек и вежливо сказал: «Разговаривать не надо, уже нет времени, пора». И я почему-то поверила, что всё будет хорошо».
А вот как вспоминал этот момент сам Константин Ротов: «Когда меня арестовали, уходя из дома, я сказал своим, что вины за мной никакой нет. Что, конечно, во всём разберутся, и я скоро вернусь домой… Однажды в камеру мне принесли чистую рубашку и приказали надеть. Через некоторое время повели куда-то. Привели в большой кабинет. Огромный письменный стол. Массивные кресла. В выдвинутом ящике стола видны резиновая дубинка и пистолет. Неожиданно открылась дверь, которую я сначала не заметил, из нее появился Берия. Он долго рассматривал меня. Потом спросил: «Почему вы не в партии?» – и, не дождавшись ответа, ушел. Видимо, наркому любопытно было взглянуть на карикатуриста – «врага народа», ордер на арест которого он собственноручно подписал…» Ротов не сломился в ужасных условиях тюрьмы, спасали юмор, доброта и любовь к людям…
14 июня 1941 года (и это накануне начала войны) был вынесен приговор по статье «Измена родине и участие в контрреволюционной организации» – 8 лет в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). Ротова отправили в Саратовскую пересыльную тюрьму, где он сутки просидел с Николаем Ивановичем Вавиловым, часами слушая его рассказы об открытиях. Из Саратова путь лежал на север, в Соликамск. Он устраивается художником, так как нужна наглядная агитация для лагеря. И даже выпустил роскошный альбом по докладу Сталина к 25-й Октябрьской годовщине.
После освобождения в Москву К.П. Ротова уже не пустили, и он поселился в Кимрах, где проиллюстрировал книгу Сергея Михалкова «Дядя Степа», придав герою черты своего зятя – Алексея Баталова. Но за нарушение режима, так как он часто появлялся в Москве, в 1948 году его снова арестовывают и отправляют в Северо-Енисейск на работы в приисках, где он трудится чертежником. И только после смерти Сталина, в 1954 году, он выходит на свободу…
Умер художник 6 января 1959 года в Москве.
И только в феврале 2009 года в Государственном литературном музее прошла первая персональная выставка К.П. Ротова, на которой наиболее полно были представлены его работы (более 150) разных периодов, хранившиеся в семейном архиве. Были там и рисунки, сделанные им в самое счастливое время, когда все мирно и весело жили на даче в Клязьме.
Владимир ПАРАМОНОВ,
член Союза краеведов России.