Новость:Пришелец Альфред Шнитке
28 сентября 2025, где?
Жизнь композитора Альфреда Шнитке была частично была связана с Подмосковьем – несколько лет он жил и учился в Валентиновке.
Общение без слов
«В этой музыке была какая-то неправильность, но она не отталкивала, а завораживала. В ней была сила, в ней чувствовался магнетизм, и Роман оказался притянут к точке Вселенной, откуда исходили эти звуки. И вместе с тем, его охватило незнакомое до сих пор, потрясающее чувство своей рассеянности по всей этой Вселенной. Он словно нёсся куда-то сквозь пространство и время, но испытывал не страх, а благоговение, которое оказалось сродни тому, что всякий раз охватывало его в Исаакиевском соборе. Если бы Роман сумел собрать мысли, то сказал бы, что в эти минуты он почувствовал приближение к Богу».
Прошу прощения за самоцитату, но романа «Разговор с пустотой» не было бы, если б однажды в мою жизнь не вошла музыка Альфреда Шнитке. И хотя его ни в коем случае нельзя назвать прототипом моего героя композитора Михаила Деринга, равно как его супруга имеет лишь профессиональное сходство с пианисткой Ингой, пытающейся соперничать с талантом мужа, однако эта трагическая история вряд ли возникла бы в моём воображении, не познакомься я с двоюродной племянницей Шнитке – Евгенией Роот. Помню, как поразила меня рассказанная Женей история о том, как после очередного инсульта, когда Альфред Гарриевич утратил способность говорить и забыл буквы, они с женой, Ириной Катаевой-Шнитке, общались посредством нот, которые остались в его памяти. И ведь понимали друг друга! У героев моего, к сожалению, до сих пор не изданного романа, сложились иные отношения.
Женина бабушка Елизавета Фогель и мама Альфреда Мария были родными сёстрами. В годы репрессий на немцев Поволжья семейство Фогель было сослано в Казахстан и Сибирь, а Гарри Викторович Шнитке избежал этой участи только потому, что был евреем по происхождению. Семью Роот депортировали в глухую деревню в Красноярском крае, где Женя и родилась. До встречи с ней, каюсь, я не была поглощена музыкой Шнитке, несмотря на то, что сама училась в музыкальной школе, и сын мой мечтал стать пианистом. Может, просто не доросла ещё. Но именно Женя Роот, ставшая особенным человеком в моей жизни, открыла мне музыкальный космос по имени Шнитке.
О ней самой необходимо сказать отдельно, и вовсе не по причине родства с гением. Людей, подобных Евгении Викторовне, как мне кажется, на земле единицы. Порой я подозреваю, что она из плеяды ангелов, посланных нам, простым смертным, чтобы утешать и питать силой. Из-за врождённой болезни пережив пятнадцать (!) тяжелейших операций, она не только не озлобилась на жизнь: никто из моих поистине замечательных друзей не лучится любовью с такой светлой силой, как Женя. Любовью ко всему, что составляет этот мир: к детям и взрослым, к книгам, к музыке, к солнцу, к дождю.
Кажется, будто каждый день приносит этой улыбчивой женщине только радость и ничего, кроме радости. Ни разу за годы нашей дружбы я не слышала от неё ни жалоб, ни просьб. Это все знакомые (и я в том числе!) приходят к Жене поплакаться на судьбу, и для каждого у неё находятся особые слова, способные вернуть жизнелюбие. Надеюсь, мне удалось хоть частично передать невероятную солнечную энергию этой женщины в повести «Звёзды, шары и молнии», ей посвящённой.
Рассказывая о времени, проведённом в Московском госпитале для ветеранов войны, где было детское отделение, Евгения Роот вспоминает, как по пятницам её, одиннадцатилетнюю, навещал дядя Альфред. Медперсонал просто лишался дара речи, когда на пороге появлялся этот загадочный человек с демонической внешностью: взлохмаченные чёрные волосы с седой прядью, пронзительный взгляд, длинное пальто, вокруг шеи небрежно обмотан белый шарф… «Кто это, Женя?!» – бегали за ней медсёстры и нянечки. Впечатление Шнитке производил, даже не касаясь клавиш.
Когда мы подружились, она призналась:
– Когда я впервые услышала его музыку, то никак не могла понять, как человек, хорошо мне знакомый, может написать такое? Позднее этот вопрос возник, когда я прочла твой роман «Авернское озеро».
В детстве то, что её дядя – гений, Женя, конечно, не осознавала, хоть и обращалась к нему только на «вы», от чего Альфред безуспешно пытался её отучить. Да и другие родственники относились к нему без особого пиетета. Женина бабушка даже как-то призналась, послушав его музыку, что русская песня ей куда ближе и понятней. Он долго смеялся потом, но совершенно беззлобно.
Братья, поцелованные Богом
В памяти Евгении Роот сохранились рассказы дяди Альфреда о работе над музыкой к фильму «Арап Петра Великого», о Высоцком, снимавшемся в главной роли, о сотрудничестве с театром на Таганке, тогда набиравшем силу. В семье переживали по поводу «ругательных» статей в адрес музыки Шнитке в газете «Правда», но сам Альфред (кстати, родственники произносят имя с ударением на первую букву) никогда не обижался на критику. Или это у них семейное – не помнить обид, или Шнитке всегда был выше этого.
– И бытовая сторона жизни для него не существовала, в его квартире ноты валялись повсюду, – со смехом вспоминает Женя. – Рояль, стулья, даже пол – всё было усеяно листками с нотами. Дядя Альфред не замечал беспорядка, как и порванных обоев. Когда моя старшая сестра Ирина попыталась навести порядок, он пришёл в отчаяние и очень быстро вернул всё на свои места.
Однажды Женя с сыном Шнитке – Андреем, который был чуть моложе неё, решили провести химические опыты и устроили настоящий взрыв. Вспыхнули обои, дети перепугались, на крик прибежал Альфред, и первым делом бросился к своим нотам. Убедившись, что они не пострадали, он мгновенно успокоился. Остальное волновало его мало. Детям он даже не выговорил за пожар. Альфред Шнитке был не только талантливым, но и добрым человеком. А Андрей, к сожалению, так и не стал великим химиком, о чём мечтал с детства: полбалла не добрал на вступительных в МГУ. Отец не смог заставить себя просить за сына, хотя всегда очень переживал за него. Сейчас Андрей живёт в Гамбурге, у него собственный бар.
Не только Евгения Роот, которая часто лечилась в Москве, свободно могла встречаться со своим двоюродным дядей Альфредом Шнитке, но и её земляки из Красноярского края, куда депортировали их семью, приезжая в столицу, могли остановиться у него. Дом Шнитке был отрыт для всех. Но при этом Альфред Гарриевич никогда не был душой компании, он лишь частично присутствовал в реальном мире, отдаваясь музыке целиком. Даже его племянница Женя чувствовала дистанцию и некоторую замкнутость, которой отличался Шнитке.
По воспоминаниям родной сестры Ирины Комарденковой-Шнитке, Альфред в детстве был довольно спокойным мальчиком, но у него случались «приступы веселья». Особенно часто это происходило, когда их семья жила в Валентиновке. Ирина была младше братьев, старшим из которых являлся Альфред, но он всегда жил особой жизнью среди книг и собственных мыслей и фантазий, а помощником матери стал средний Виктор, о котором тоже необходимо сказать несколько слов.
Когда Женя Роот впервые принесла мне книгу стихов Виктора Шнитке, я взяла её в руки, и вдруг ощутила странное волнение, точно меня ожидала встреча с чем-то необычайно важным. Не просто с хорошей литературой, такое всё-таки случается нередко, но с явлением особенным именно для меня. Сборник был подписан автором некоему Эдмунду, что удивило меня. Но оказалось, отец Евгении Викторовны взял русское имя, когда получал паспорт, но в семье его продолжали звать Эдмундом. Шнитке написал: «Эти тексты – про нас, Фогелей. Прошлое нас объединяет. Наиболее важный для меня рассказ здесь – про вас. С самым тёплым чувством твой Виктор Шнитке. 6.5.92».
Я этой перемены ждал. Я твёрдо знал: она наступит, рожок судьбы подаст сигнал и жизнь, увязшая до ступиц в обыденности и тоске, пойдёт тяжёлым дилижансом в простор полей, в луга, к реке, на звонкий мост, и ветер странствий в лицо ударит нам, и даль откроет нам свои глубины, и застарелая печаль оставит нас, и круг орлиный мы впишем в небо…
Эти слова точно были произнесены героем романа «Гринвичский меридиан», который я писала тогда. И до того точным было совпадение, что я попросила у Жени, как представителя семьи, разрешения поставить стихи её дяди эпиграфом к моему роману. Согласие было получено, книга вышла со стихами Виктора Шнитке, чему я радуюсь до сих пор.
Братья совершенно не были похожи внешне, но обоих Бог наградил талантом. Альфреда – более фееричным, и всё же мне очень хочется, чтобы при возможности вы отыскали стихи и переводы Виктора Шнитке. Образованнейшего человека, в совершенстве владевшего немецким, тонкого поэта, любившего Рильке и Томаса Манна. Кстати, великий брат положил три стихотворения Виктора на музыку, превратив их в романсы. Вместе они создали и к антату «История доктора Иоганна Фауста»: за помощью с текстом Альфред обратился именно к брату, ведь они были очень близки духовно. Однако из России следом за братом Виктор не уехал.
И всё же судьба объединила их последним вздохом: как и старший брат, Виктор умер в Германии, куда его пригласили читать лекции. Но оба нашли вечный приют в любимой ими России: Альфред похоронен на Новодевичьем, Виктор – на немецком кладбище. С нами осталось главное, ради чего они оба жили – великая музыка, пронзительные стихи. Согласитесь, это куда больше, чем многие могут пожелать себе…
Юлия Лавряшина, писатель, фото из архива семьи Роот
Материал опубликован в № 46 от 20.11.2014 г.