Новость:Я вернулся
2 октября 2025, где?
1982 год. Ташкент. Двадцативосьмилетний Вячеслав Владимирович Петухов сдает советский паспорт и получает служебный. Направляют в Афганистан.
Тогда не думали о смерти, думали о долге. Дома остается молодая жена Нина и дочь Леночка, которой чуть больше года. Не хочется оставлять их, не зная, что там ждет тебя на чужой стороне. Но может дело в молодости, и оттого было не так страшно, как если вспоминать то время сейчас.
«Близится конец бессонной третьей ночи; темно, хоть глаза выколи. Лежим в окопах с автоматами. Сигарету не зажжешь – можно выдать себя. Изредка переговариваемся шепотом, а так каждый думает о своем и вслушивается в тишину. Напряжение растет, глаза слипаются, но спать нельзя – очередь еще не наступила. Ждем.
Разведчики донесли, что на нашу часть идут три или четыре банды, это где-то около трех сотен человек на наших двести. Численность не в нашу пользу, но мы готовы стоять насмерть.
Пока текут мучительно минуты перед сражением, ни о чем другом не думаешь, как о Родине, вспоминая запахи и звуки дома; лежишь на каменистой чужой земле, не зная с какой стороны на тебя может обрушиться град пуль, не знаешь, с какой стороны могут окатить криками разъяренные душманы на непонятном персидском языке.
Шорох. И камень со склона скатился, увлекая за собой камнепад. Палец упал на курок. Я даже вспотел, напрягая слух, всматриваясь в кромешную тьму. И тишина. Может, лиса пробежала неосторожно. А сердце так и колотится в груди.
Не напугал, конечно, но растревожил.
Можно выдохнуть, кажется, не сейчас.
"Шакал..." – прошипел кто-то рядом и сплюнул.
Потянулся к карману слева. У сердца всегда самое главное – фотография из дома. Там жена счастливая и дочурка улыбается, машет мне ручонкой маленькой. Там тепло, и не такое палящее солнце. Там подмосковная роща, и легкое дуновение ветерка с речки. Липа цветет.
Опять тяжело выдохнул. Надо продержаться до рассвета. Утром не сунутся, не должны!»
Это был 1983-й , пик ожесточенных боев на выжженной солнцем афганской земле. А впереди еще год службы и неизвестности.
Вячеслав Владимирович числился начальником АХЧ (административно-хозяйственной части) в военно-строительном управлении. Но все время пребывания на чужой земле водил от Кабула до Термеза колонны. И обратно под палящим солнцем, сквозь стены дождя или града, порой застревая на несколько недель на перевалочных пунктах.
Дорога, по которой В. В. Петухов провел десятки машин в составе 25 колонн, пролегала через мост и туннель Саланг, бежала вверх по серпантину, прячась в нависших над пропастью галереях, давала отдышаться на перевалах меж скалистых гор и витиевато выводила к перевалочным базам и нашим блокпостам. А когда была выстроена железная дорога, колонны проезжали уже не через мост, а устремлялись в Хайратон, город на берегу реки Амударьи. Там машины загружались и опять уходили по маршруту в Кабул, где дислоцировалась часть.
«Афганец своего сразу узнает по одному только ответу на вопрос: «Ты откуда, был за речкой?». Это про реку Амударью, водную преграду между государствами. Пересечь ее означало попасть в Афганистан, в зону боевых действий. В АД.
– Знаете, что по-настоящему было страшно за этой рекой? Приходит машина после боев. Подбегаешь помочь выгрузить тела, отворачиваешь брезент, а на тебя льется кровь, смешенная с грязью. Разгружая массу человеческих останков, не понять, чья рука и чья нога.
– Тяжело было проходить по кабульскому госпиталю, будучи здоровым сильным мужиком, видя восемнадцатилетних парней, у которых ампутированы руки, ноги. Страшно было смотреть им в глаза, в которых не было жизни, а застыла лишь боль. Нам всем говорили, что быть там – это значит выполнять свой интернациональный долг, защищая свое государство и его границы, препятствовать интервенции с Запада.
– Одним из печальных дней оказался для меня тот, когда не стало друга Толика. Южанин, молодой лейтенант окончил училище, женился, ушел служить в Афганистан. Тогда туннель Саланг, длиною около трех с половиной километров, из-за аварии был забит машинами. Как правило, здесь колонны ходили в двух направлениях, но одна вышла из строя, перекрыв движение другим. Глушить двигатели никто не стал, надеясь на скорое разрешение проблемы. Вентиляции не было. И все закрытое пространство заполнилось выхлопными газами.Дышать стало нечем. Уже после выяснилось, что мертвых вывозили автобусами. А Толик был в числе тех, кто пытался помочь выкарабкаться другим. В какой-то момент он спас еще одного и отправился назад в туннель, и не вернулся, задохнувшись угарным газом.
– После этого происшествия начали выдавать противогазы, сделали график движения колонн: к Термезу по четным неделям, по нечетным – обратно. Приходилось стоять и ждать своей недели, чтобы уйти на другую сторону.
– Всякое происходило во время войны: и под обстрелом были не раз, и под колеса падали. Но за те два с половиной года, что провел я в Афганистане, были времена, вспоминая о которых становится тепло на душе.
– Разводили даже кроликов. Однажды нам «особисты» крольчиху подкинули. Бойцы вырыли яму, да только что нам одна «ушастая»? Надо было искать самца. Кто-то подсказал, что в госпитале Кабула хирург есть, который разведением кроликов увлекается. К нему и поехал. Видимо, день у доктора выдался не легкий, он шел после операции, когда с ним в коридоре встретились. Кинулся к нему: «Доктор, доктор», а он от меня отмахивается, говорит: «Отстань». А я ни в какую. «Да я к вам не как к врачу пришел. Мне кролики нужны». Доктор вдруг встрепенулся: «Какие кролики? Пойдем!». Вот так у нас стала уже пара кролей. Мы яму сеткой накрыли, чтобы орлы не украли живность нашу. Всем ребятам по душе был этот кусочек мирного времени: хлеб подкидывали и арбузные корки. Спустя время глядим – кролики наши норки рыть начали, а потом и пополнение появилось. Вскоре вырыли им еще одну яму рядом, отделенную небольшой перегородкой от первой. Наметили туннель для них, а они уже сами прорыли проход. Так вот и жили.
– Все колонны между собой общались, поэтому истории с разных частей кочевали по войскам. В Хайратоне парень служил – Бронислав. Он еще из Союза на машинах свиней привез в мусульманскую страну. Весьма глупой затея была. Хоть свиней тех поливали, охлаждая, да только они подохли в жарком и душном афганском климате. По сей день, встречаясь по праздникам большой компанией, кто-нибудь да припомнит ему: «Бронислав, что со свиньями делать будем?» Смеется.
Вячеслав Владимирович с особой теплотой вспоминает о мирных часах во время войны. Когда не существовало разделения на «свой» или «не свой» в рядах Советской армии, а только «Ел? Нет? Садись к этому столу, поешь, потом дела решать будем». Однажды он застрял со своей колонной на несколько недель в Пули-Хумри, где находилась советская часть. Запасы провизии не были рассчитаны на длительный срок, отчего бойцы спали в машинах уже голодные. Тогда В. В. Петухов отправился к командиру части и доложил – кормить нечем, сидеть долго, а из документов – только удостоверение личности, без доверенности, без накладной. И под расписку, «под честное слово», дали продуктов на полсотни человек. Это говорит о том, что Вячеслав Владимирович – человек надежный, которому доверяли.
«Там под гнетом страха раскрывался характер, вскрывались как нарыв все изъяны и слабости! Не стану говорить, что все были героями и смелыми, нет. Только дурак не боится. Но была уверенность в надежности плеча друга, готового прикрыть тебя в опасный момент. Врут, если говорят, что страха нет! Конечно, есть. Даже поросенок, которого ведут на убой, плачет. О героизме никто не думал. Мы выполняли долг.
А потом залатанными возвратившись домой, мы еще долго жили мыслями о войне. С ребенком общаться отвык. Только и мог, что рявкнуть, командовать «куда полезла?», «сидеть», «назад». Посадишь ее на колени, начинаешь рассказывать что-то, а она плачет. Говоришь «доча моя», «моя хорошая», все равно плачет. Не понимаем друг друга».
Много лет спустя после этой войны Вячеславу Владимировичу приснился сон, будто идет он по дороге, и останавливается возле него автобус афганский, тот самый. Открывается дверь, а в кабине сидят все знакомые ребята. Его друзья. И машут ему, мол, поехали с нами. А он с одной стороны растерянно – а с другой обрадованно отвечает: «Да я готов, только вот семью предупрежу, чтобы не волновались». А ребята его торопят – приедем, позвоним. И тогда Вячеслав, невзирая на все страхи и ужасы, что были пережиты когда-то, заскакивает в автобус и – «за речку».
«Нам не давало пасть духом ощущение, что за спиной, там, по ту сторону реки Амударьи, – дорогие люди, которые ждут твоего возвращения. Те, кто изображен на истертых потрепанных фотографиях, носимых у сердца. Их вера в наше возвращение грела и вселяла в растерзанные души надежду. Это та невидимая сила, которая нас и оберегала».
Вячеслав и его жена Нина родились в Подмосковье. Он – в Волоколамском районе, «В Завидовском заповеднике», как любит сам смеясь говорить. В деревеньке Кузьминская. А она – под Истрой, в селе Глебово, где Чайковский создал, вдохновившись где-то в баварских землях, «Лебединое озеро». Познакомились еще детьми в туристско-краеведческом кружке. Ему было 15, ей – 13. Дружили, ни о какой любви не задумываясь. А когда Вячеслава в восемнадцать лет забрали на срочную службу в ряды Вооруженных Сил, предстоящая разлука что-то разбудила в спящих молодых сердцах. И они пообещали друг другу писать. С тех пор судьба связала их прочной нитью. Прошли они вместе, как говорится, и огонь, и воду и медные трубы.
И верность лебединую храня, прожили в любви и согласии четверть века. Расписавшись в почетной книге серебряных юбиляров.
Но сколько бы лет ни прошло, Нина Петухова никогда не забудет 22 ноября 1984 года … Стук в дверь. Еще один. Осторожный, но четкий, словно кто-то там за дверью прислушивается. Она быстро встала с кровати, глянула на часы, что стоят на прикроватной тумбочке. Два часа ночи. Кого это так поздно занесло?
Схватив халат, Нина тихо подошла к двери. Взволнованно спросила: «Кто там?»
И услышала голос, до боли родной и знакомый: «Я. Вернулся».
Ольга ЛЕСУН
Фото из архива семьи Петуховых