Материалы:Никита Мендкович. СССР И АФГАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1978г.
Установление в Афганистане в 1978 году просоветского режима Народно-Демократической Партии стало началом цепочки событий, включавшей в себя гражданскую войну в стране, ввод советских войск, установление клерикальных режимов, трагические события 11 сентября 2001 года и, наконец, новую «афганскую войну», которая тянется и сегодня. Можно ли было избежать этого варианта развития событий? Какую ответственность в данном случае несет Советский Союз? Этому вопросу посвящено множество исследований [1].
В современном Афганистане политики дали для себя однозначный ответ на эти вопросы. День падения режима НДПА отмечается как национальный праздник («День победы в джихаде»), а в адрес афганских коммунистов все чаще звучат обвинения в измене. Не так давно группа депутатов Мишрану Джирги (верхней палаты афганского парламента) выступили с предложением организации суда над участниками переворота 27 апреля 1978 года. Эта активность в большей мере отражает внутреннюю афганскую политическую борьбу и боязнь возвращения «старых коммунистов» в активную политическую жизнь и нового передела власти в стране. Но подобные обвинения все чаще бьют рикошетом и по России, примером может служить недавняя инициатива депутатов афганского парламента о взыскании с России компенсации за «оккупацию страны» в 1979–1989 гг..
Автор хотел бы представить читателям иной взгляд на причины кризиса в соседнем с СССР государстве и роль Советского Союза в развернувшихся событиях. Я не претендую на открытие принципиально новых фактов, а лишь хочу показать логику развития событий, сделавшую, на мой взгляд, иной исход – невозможным.
К моменту провозглашения независимости в 1919 году Афганистан являлся развивающейся страной с консервативными общественными институтами и аграрной экономикой. С распространением производства товарных культур страна вступила на путь капиталистического развития, еще не полностью покончив с пережитками феодального и даже родового строя. В городах стала развиваться обрабатывающая отрасль, прежде всего ткацкие мастерские, возникли первые частные акционерные общества («шикреты»), появился банковский сектор.
Но начавшиеся процессы глобализации нанесли болезненный удар по национальной экономике. После второй мировой войны национальный рынок оказался наводнен дешевыми импортными товарами, «задавившими» национальных производителей, владельцев мастерских, и национальные фабрики. Это совпало с земельным кризисом в деревне. Население страны росло, между тем климат и на три четверти горный ландшафт создавали объективные препятствия для освоения новых пригодных для обработки земель. Возникал эффект, метко названный одним из экспертов ООН «мальтузианскими ножницами»: средний земельный надел приходящийся на долю сельского жителя неуклонно уменьшался, оставляя значительную часть сельского населения без средств к существованию. К тому же в стране происходила характерное для раненного этапа развития рыночной экономики концентрация сельскохозяйственных угодий в руках крупных собственников, торговцев, ростовщиков и состоятельных крестьян[2,] которая еще более усугубляла социально-экономические проблемы.
В теории концентрация земель и укрупнение аграрного производства должно способствовать повышению эффективности хозяйствования и оттоку рабочих рук в промышленность. Однако в условиях национального кризиса промышленности крестьянам просто некуда было идти: нарастала трудовая миграция в соседние государства (Пакистан и Индию), в начале 1970-х годов страну покинули более 1 миллиона человек, ставших гастарбайтерами (около 7% населения страны)[3]. Трудовая эмиграция из Афганистана имела за собой значительную историческую традицию, но в данном случае она принимала просто опасные для государства масштабы, а перспектив улучшения не было видно.
Единственным выходом было форсированное развитие национальной промышленности. Однако иностранные компании, поставлявшие свои товары в страну, часто не были заинтересованы в развитии производства на месте. Сказывалась и низкая квалификация рабочей силы. Поэтому Афганистан мог рассчитывать только на собственные средства или безвозмездную поддержку. Определенное финансирование страна получала от международных организаций: Всемирный банк с 1946 по 1980 годы перечислил афганскому правительству 225 миллионов долларов, а еще 95 поступило от Азиатского банка развития. Но эти пожертвования были явно недостаточны для решения внутренних и внешних трудностей[4].
Наравне с выходом из экономического кризиса афганская элита стремилась к восстановлению национальных границ. Здесь следует пояснить, что доминирующее положение в Афганистане традиционно занимает пуштунский этнос, составлявший в конце 1960-х не многим более половины населения[5]. К нему традиционно принадлежала большая часть политической элиты страны, включая королевскую династию, именно его предпочтения определяли доминирование в стране суннитской версии ислама и суннитского духовенства. Однако при этом пуштунский этнос был разделен границами: большая часть этнических пуштунов (более 10 миллионов) проживала к югу от афгано-пакистанской границы – т. н. «линии Дюранда», навязанной Британской колониальной администрацией в 1893 году. Эти спорные земли оставались источником вражды между соседними государствами после обретения независимости Пакистаном, которая в 1961–1963 годах вылилась в разрыв дипломатических отношений. Тогда же афганская разведка забрасывала на пакистанскую территорию диверсионные группы, которые под видом «национальных моджахедов» пытались развязать в стране партизанскую войну[6].
Афганские лидеры пытались найти поддержку у мировых сверхдержав США и СССР, пользуясь ситуацией «холодной войны». Иностранные лидеры откликались на просьбы о помощи: по состоянию на 1978 год Соединенные Штаты выделили на нужды развивающейся страны более 532 миллионов долларов, Советский Союз – около 1,2 миллиарда[7]. Эти кредиты во многом мотивировались даже не желанием втянуть Афганистан в один из политических блоков, а простой поддержкой имиджа страны за рубежом, демонстрацией готовности решать мировые проблемы. В 1970-1980-е годы СССР и США проводили подобные программы в Африке, и они внесли определенный вклад в прогресс ряда стран континента.
Сознаю, что с «изоляционистских» позиций, вошедших в моду в 1990-е – это бессмысленная трата средств. Однако тем же можно назвать и высадку человеческого экипажа на Луне, в которой главную роль играл политический, а не научный аспект. На финансирование программы «Аполлон» США потратили 19 миллиардов долларов, однако в то время ни в Америке, ни в Союзе это никому не казалось пустой тратой денег. Между тем расходы на поддержку того же Афганистана были не столь обременительны для национальных бюджетов. К 2000-м годам задолженность Афганистана перед Россией составила несколько более 11 миллиардов долларов, в которую входят все прямо некомпенсированные расходы на поддержку кабульского режима, кроме содержания советской армейской группировки в 1979–1989 гг[8]. Примерно такую же сумму СССР ежегодно тратил на импорт зерна. Отказ же страны от внешнеполитических расходов воспринимался бы в те годы как попытка «экономить на спичках», свидетельствующая о финансовом неблагополучии. За этим закономерно последовали бы усиление нажима врагов и падение доверия союзников.
Кроме того помимо общегуманитарных Советский Союз имел в Афганистане собственные политические интересы, которые необходимо было отстаивать. Близкий этнический и родственный состав населения во многих приграничных местностях делал советскую границу в известной степени «прозрачной», что создавало все возможности для проникновения иностранной агентуры и криминальных элементов. Учитывая, что республики Средней Азии в силу исламских традиций в меньшей мере, как считали многие, восприняли советскую модель общества, угроза иностранного влияния представляла значительную опасность. Во-вторых, появление военных баз Китая или НАТО ставило под удар ряд стратегических объектов, включая Байконур, чем в период всех обострений ситуации в Афганистане было озабочено советское руководство. Для защиты своих рубежей СССР последовательно требовал превращения северных провинций в зону своих геополитических интересов, в частности исключения присутствия там граждан стран НАТО. Известны случаи, когда в указанные районы не допускались даже специалисты ООН, осуществлявшие разведку полезных ископаемых и составлением карт[9].
С другой стороны отношения с Афганистаном представляли для СССР некоторый экономический интерес. В частности нехватка природного газа необходимого для промышленных нужд Узбекистана и Таджикистана, обозначившаяся в конце 1960-х, долгие годы покрывалась за счет импорта газа из Афганистана. По имеющимся данным Афганистан поставлял СССР 2,1–2,7 миллиарда кубометров в год, что составляло большую часть годовой добычи газа в ДРА. Есть мнение, что долгое время эти поставки происходили по заниженным ценам[10]. Газ был не единственным ценным ресурсом, который советские геологи обнаружили в стране: ими еще в 1970-е годы было открыто Айнакское месторождение меди, являющееся сейчас крупнейшим из числа неразработанных в мире.
Афганистан XX века был не готов к самостоятельному освоению природных богатств и экономическому развитию. 44,8% затрат на исполнения семилетнего плана развития экономики 1969–1975 поступили из иностранных источников[11].
Однако внешние и внутренние проблемы были неразрешимы в рамках монархической парадигмы развития Афганистана. Развитие промышленности на иностранные средства не вполне ликвидировало земельный голод. В 1955–1975, согласно данным ООН, опубликованным на 2008 г. среднедушевой надел земли сократился на 23%. Положение все еще усугублялось высокой концентрацией земли в руках сельской элиты. К концу 1970-х 31,7% земли были сосредоточены в крупных наделах, принадлежавших ростовщикам или родовой аристократии (общая численность данной группы землевладельцев 54 тысячи человек), а около 20% сельского населения оставалось безземельным[12].
Приближенная к трону верхушка проявляла не была способна выйти за пределы шаблонов и запустить процесс политических и экономических реформ. Военная элита видела путь выхода из тупика в перевороте и смене режима, которая и произошла в 1973 году. Страну возглавил популярный политик-националист бывший председатель правительства Мухаммад Дауд.
Провозглашенная новым режимом аграрная реформа, включающая в себя перераспределение избытков земли и вытеснение торговцев-ростовщиков системой кооперативной торговли. Однако новое аграрное законодательство так и осталось на бумаге: Мухаммад Дауд не решился на крупномасштабные конфискации и продолжал пытаться разобраться с проблемой «мальтузианских ножниц» путем расширения орошаемых площадей[13], что позволило обеспечить землей лишь очень ограниченное количество семей. Одновременно попытки модернизировать внутригосударственные институты и общественную жизниь встретили ожесточенное сопротивление клерикальной оппозиции.
Отношения с ней были испорчены еще во время премьерства Дауда, когда в 1959 году разразился конфликт из-за отменой правительством обязательного ношения чадры женщинами. Духовенство и клерикалы предприняли акции против правительства, но они были жестоко подавлены: ряд мулл были повешены, другие – брошены в тюрьмы, Совет улемов — распущен[14]. Но клерикальные консерваторы не были разгромлены, в конце 1960-х годов их выступления возобновились, а в начале 1970-х они перешли к террору. По сути в то время уже началась та партизанская война, которую сейчас часто пытаются «привязать» к вводу советских войск в Афганистан: по некоторым данным за время этих боев клерикалов с даудовскими силовыми структурами погибли не менее 600 фундаменталистов, а арестованы были не менее 1000 человек [15].
Неудачи на внутреннем фронте Дауд пытался компенсировать во внешней политике. Международная ситуация позволяла надеяться на разрешение проблемы пуштунских территорий, входивших с состав Пакистана. Это позволило бы не только восстановить единство пуштунов, но и ликвидировать базы боевиков-клерикалов и покончить с террором на собственной территории. Пакистан в тот момент находился в достаточно сложном международном положении: его отношения с США были непростыми из-за попыток создать собственную ядерную бомбу, а СССР ставку в регионе делал на Индию, традиционно находившуюся в конфронтации с Пакистаном. К тому же страна испытывала определенные внутренние трудности, из-за которых в 1971 году потеряла Восточный Пакистан (Бангладеш). Дауд имел все основания рассчитывать на то, что следующим на очереди будет упразднение «линии Дюранда» и, если не переход пуштунских районов под юрисдикцию Афганистана, то хотя бы провозглашение их номинальной независимости.
Однако подобный план оставался нереализуемым без участия СССР, который весьма насторожено относился к политическим амбициям Дауда. Еще будучи премьер-министром М. Дауд обращался к советским представителям с просьбой об оказании военной помощи в борьбе с Пакистаном путем подготовки офицеров и поставок оружия, однако получил официальный отказ. Ему было заявлено, что «его ставка на силовое решение пуштунской проблемы бесперспективна» и что попытки провоцирования партизанской войны на территории Пакистана, члена военно-политического блока СЕАТО, неизбежно приведут к втягиванию Советского Союза в широкомасштабную войну в регионе, которая могла перерасти в третью мировую войну[16].
Следует понимать, что советские лидеры вовсе не грезили выходом к Индийскому океану, который имел в первую очередь военное значение. В тот исторический период консервативное Политбюро полностью устраивало существовавшее положение вещей, внутренних материальных и политических ресурсов, в целом, хватало для реализации социальных и экономических программ, а внешняя экспансия в Азии означала лишь новый виток противостояния и гонки вооружений, новые траты на военные расходы и противоборство с США. Рисковать быть втянутыми в большую войну, пусть только вероятную, ради интересов «дружественного» режима не хотел никто. Сказывалась и психология: большинство советского руководства на личном опыте помнило Великую Отечественную, тяжелейшую с точки зрения человеческих и материальных потерь, опыт которой подсознательно переносила на любой крупный военный конфликт. Любая вероятность повторения «подобного» обоснованно пугала и отталкивала.
Совершенно иначе мыслила афганская верхушка, которую не могло устраивать положение страны. Восстановление границ могло дать исторический толчок стране, необходимый для индустриального перехода, ведь пуштунские территории Пакистана были технологически более развиты чем многие афганские районы, да и сам факт восстановления старинных границ мог вызвать патриотический подъем среди населения. Фигурально выражаясь афганцам нечего было терять кроме своих бед, и любой риск ради поставленной цели казался афганскому наблюдателю оправданным. К тому же Дауд, как политик страны третьего мира, вероятно, мыслил более локально, нежели чем его советские коллеги, исключая из поля своего зрения страны вне региона. Ведь, будь он американским президентом, какое ему дело было бы до Пакистана? (Как и многие наши современники, он вполне мог не осознавать, что участие во всех крупных мировых процессах для супердержавы вопрос собственного выживания). В конце концов, кто-нибудь затевал глобальную войну из-за Бангладеш? Так чего боятся эти «советские старики»? Так, скорее всего, рассуждали в Кабуле.
Пакистан хорошо понимал опасность, исходящую из Афганистана и пытался использовать внутренние афганские противоречия, чтобы ослабить соседа и отвлечь его от внешней экспансии. При обысках у боевиков-фундаменталистов часто изымали крупные суммы денег и материалы, свидетельствующие о связях с Пакистаном, где находили убежище многие из скрывающихся лидеров клерикалов. Одновременно с поддержкой оппозиции Пакистан пытался добиться разрыва между Даудом и левыми партиями, включая НДПА: пакистанской разведкой ISI Дауду был передан ряд фотоматериалов, свидетельствующих о контактах между афганскими коммунистами и резидентурой КГБ[17].
Здесь важно подчеркнуть, что в Афганистане 1960-1970-х мы не всегда можем найти традиционное противостояние «правых» и «левых» в вопросах государственного регулирования экономики. Идеи «управляемой экономики» и необходимость социальных гарантий принимали все политические группы, причем многие не считали зазорным использовать социалистическую фразеологию. Сам М. Дауд в своем первом радиообращении в качестве президента страны назвал социализм «в качестве нашей экономической основы нового афганского общества» и подчеркнул, что он «является средством достижения социальной справедливости, ликвидации классового неравенства и антагонизма позитивным, прогрессивным и мирным путем»[18]. Народно-демократическая партия Афганистана занимала лишь более радикальные позиции по ряду вопросов.
Ныне открытые архивные данные подтверждают, что руководство КПСС поддерживала контакты с лидерами НДПА и после перехода ее в оппозицию, призывала основные фракции к партийному единству и даже ставила руководство партии в известность о ходе своих переговоров с Даудом[19], но нет никаких оснований полагать, что афганские коммунисты выступали в роли агентов, повинующихся воле Москвы.
Ряд членов умеренной фракции НДПА «Парчам» («Знамя») входили в первое правительство Дауда, но в 1976 году президент отказался от этого сотрудничества. Большинство коммунистов, даже принимавших участие в перевороте 1973 года были либо отправлены в отставку, либо назначены на маловажные посты, где они были лишены реальной власти. Одновременно правительство проводило «закручивание гаек», направленное на ликвидацию легальной политической оппозиции. В Афганистане устанавливалась однопартийная система, при которой все партии кроме даудовской Партии Национальной Революции находились под запретом[20].
Трудно сказать сыграл ли здесь роль «пакистанский компромат», желание компромисса с клерикалами, которые были настроены против НДПА, или обеспечение нового внешнеполитического курса на сближение с США и странами Запада. К 1977 году наметилось явное обострение отношений с СССР. Очередной визит Дауда в Москву обернулся скандалом. На замечание Брежнева о тревоге в связи с появлением в афганской армии ряда западных «советников» Президент заявил ему, «что его правительство нанимает того, кого хочет, и никто не может диктовать ему, что делать». После чего вышел из комнаты, таким образом прервав переговоры[21].
Между тем ситуация в самом Афганистане накалялась. Продолжался земельный кризис: сокращался среднедушевой надел, упавший после 1970 года ниже уровня 0,4 га на душу населения. К концу 1970-х 31,7% земли были сосредоточены в крупных наделах, принадлежавших ростовщикам или родовой аристократии (54 тысячи человек), а около 20% сельского населения оставалось безземельным[22]. Запрет оппозиционных партий не добавлял стабильности политической системе: правые клерикалы продолжали сопротивление поддерживаемое из Пакистана, а коммунисты из НДПА перешли к разработке планов государственного переворота, который намечался на август 1978 года.
Дауд, зная или не зная о замыслах коммунистов, решил раз и навсегда покончить с левой оппозицией в стране и отдал приказ об арестах видных лидеров НДПА. Между тем для руководителей НДПА переворот уже был способом самозащиты. Еще накануне, 25–26 апреля были арестованы многие руководители НДПА, включая Тараки, Амина (лидеры радикального крыла НДПА «Хальк» — «Народ») и Кармаля («Парчам»). Утром 27 апреля, оставшиеся на свободе, офицеры-члены партии встретились в районе кабульского зоопарка и приняли решение о начале переворота и освобождения своих соратников[23]. Промедление могло привести к их собственному аресту и полному провалу НДПА, шансы же на успех были вполне реальны: среднее звено афганских служащих, включая армейских офицеров, сочувствовало коммунистам и было разочаровано режимом Дауда. Даже офицер проводивший обыск на квартире у Амина был тайным членом НДПА.
Какова роль СССР в этих событиях? Имеющиеся свидетельства участников говорят о том, что переворот не был не только инспирирован СССР, но советское руководство даже не было о нем осведомлено. Например, по свидетельству В. Меримского, представителя Министерства обороны в Афганистане, функционеры НДПА позже, признавались что намерено скрыли информацию о готовящемся перевороте от советских союзников, мотивируя это тем, что «Москва могла их отговорить от данной акции в виду отсутствия в стране революционной ситуации»[24]. Судя по всему посольство узнало о перевороте только из сообщений советских военных консультантов о том, что в войска поступил приказ выдвигаться в столицу, позже в посольство прибыл представитель НДПА А. Кадыр и уведомил советских дипломатов о переворота, а также попросил консультации.
Судя по всему, Советский Союз на тот момент не имел реальной возможности контролировать ситуацию в стране: случай с «пакистанским компроматом» показывал всю слабость местной агентурной сети, и советские представители скорей были вынуждены «плыть по течению». Но надо признать, что даже самый эффективный разведывательный аппарат вряд ли бы позволил изменить течение истории страны. Власть jоказалась неспособной справиться с нарастающим аграрным перенаселением и экономическим отставанием от соседних стран, а общество было вынуждено с помощью тех или иных механизмов менять правящие режимы до тех пор, пока не был бы подобран тот, который решил бы проблемы, стоящие перед страной.
Поэтому было бы ошибкой считать, что Саурская (Апрельская) революция была частью «замысла» советского руководства. СССР в той или иной мере поддерживал каждый правивший в Афганистане режим, стремясь контролировать ситуацию в пограничной развивающей стране и влиять на нее в своих интересах. Однако поддержка режима НДПА в силу внутренних и внешних факторов стала судьбоносной для геополитических интересов Советского Союза в регионе и потребовала все большего и большего вовлечения в афганскую политическую жизнь.
___________________________________________________________
[1] Подробный обзор русскоязычной литературы, посвященной афганской войне 1979–1989 гг. и предшествующим событиям представлен в А. А. Костыря Историография, источниковедение, библиография спецоперации СССР в Афганистане (1979–1989 гг.). Донецк: ООО «ИПП «Промінь»,, 2009. Несколько произвольным образом я хотел бы здесь особо выделить следующие работы по этой теме М. Ф. Слинкин Народно-демократическая партия Афганистана у власти. Время Тараки – Амина (1978–1979 гг.). Симферополь, 1999. А. А. Ляховский Трагедия и доблесть Афгана. 2-е издание переработанное и дополненное. Ярославль: ООО ТФ «НОРД», 2004. В. Г. Коргун История Афганистана. XX век. М.: «Крафт +», 2004.
[2] Причины и механизмы экономического кризиса в Афганистане подробно анализируются в моих статьях Н. А. Мендкович История модернизации Афганистана. Часть 1 [http://www.afghanistan.ru/doc/10971.html], Часть 2 [http://www.afghanistan.ru/doc/11223.html].
[3] М. Ф. Слинкин Народно-демократическая партия Афганистана у власти. С. 118.
[4] J. B. Amstutz Afghanistan. The First Five Ears of Soviet Occupation. Washington D. C., 1986. P. 25.
[5] Большая Советская Энциклопедия. Том 2. М., 1970. С. 422. Пуштуны в старых русскоязычных источниках часто именуются «афганцами», а их язык пушту — «афганским», однако мне этот подход представляется некорректным и устаревшим.
[6] М. Ф. Слинкин. Мухаммад Дауд. Политический портрет // Культура народов Причерноморья, № 24, 2001. С. 247.
[7] J. B. Amstutz Afghanistan. The First Five Ears of Soviet Occupation. Washington D. C., 1986.. P.24-25
[8] Задолженность была безвозмездно списана Россией в рамках политики Парижского клуба по поддержке Афганистана.
[9] J. B. Amstutz Afghanistan. The First Five Ears of Soviet Occupation. Washington D. C., 1986.. P. 27
[10] M. H. Kakar Afghanistan: The Soviet Invasion and the Afghan Response, 1979–1982. Berkeley, 1995. [http://ark.cdlib.org/ark:/13030/ft7b69p12h/]. Затрудняюсь подтвердить или опровергнуть это утверждение: на март 1979 года закупочная цена в пять раз превышала уровень цен на природный газ на внутреннем рынке США, но в то время рынок энергоносителей был менее глобализован чем сейчас и эти величины несопоставимы.
[11] С. Акимбеков Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии. Алматы, 2003. С. 89.
[12] А. Д. Давыдов Афганистан: войны могло не быть. Крестьянство и реформы. М., 1993. С. 25, 79.
[13] А. Д. Давыдов Афганистан: войны могло не быть. Крестьянство и реформы. М., 1993. С.144
[14] М. Ф. Слинкин. Мухаммад Дауд. C. 248.
[15] М.Ф. Слинкин. Клерикальная оппозиция в Афганистане в 60-70-х годах XX века // Культура народов Причерноморья, N 22, 2001. С. 225.
[16] М. Ф. Слинкин Мухаммад Дауд. С. 246.
[17] К. Искандаров Общественно-политические движения в Афганистане: 1945–2001. Диссертация доктора исторических наук. Душанбе, 2004. С. 196.
[18] М. Ф. Слинкин Мухаммад Дауд. С.247–248.
[19] Об информации для руководителей прогрессивных политических организаций «Парчам» и «Хальк» об итогах визита М. Дауда в СССР. Постановление Секретариата ЦК КПСС. Особая папка. [http://psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/afgh/ct149–74.pdf].
[20] К. Искандаров Общественно-политические движения в Афганистане. С. 194.
[21] M. Ewans Afghanistan: A New History. London – New York, 2002. P. 133.
[22] А. Д. Давыдов Афганистан: войны могло не быть. С. 25, 79.
[23] А. А. Ляховский Трагедия и доблесть Афгана. С. 61.
[24] В. А. Меримский Загадки афганской войны. М., 2006. С. 34.