Изменения

[[Файл:Karum.jpg|мини|Леонид Сергеевич Карум, командир Рабоче-Крестьянской Красной армии. Между двумя этими фотографиями его жизнь претерпела серьезные изменения: он успел послужить в армии гетмана Скоропадского, русской армии ген. Врангеля, и будучи родственником известного писателя М.Булгакова, оказался запечатлен и в литературе, став прототипом Тальберга в романе «Белая гвардия».]]

[[Файл:Karum.jpg|мини|Леонид Сергеевич Карум, командир Рабоче-Крестьянской Красной армии. Между двумя этими фотографиями его жизнь претерпела серьезные изменения: он успел послужить в армии гетмана Скоропадского, русской армии ген. Врангеля, и будучи родственником известного писателя М.Булгакова, оказался запечатлен и в литературе, став прототипом Тальберга в романе «Белая гвардия».]]

При этом руководство РККА постоянно следило за проблемами бывших белых офицеров и постоянно поднимало эту тему – в частности в докладной записке начальника ГУ РККА В.Н. Левичева в РВС СССР о подготовке командного состава запаса, отмечалось: «''в особенности тяжелое положение [в отношении] бывших белых офицеров… Нужно иметь в виду, что эта группа бывших белых в разные периоды Гражданской войны перешла на нашу сторону и принимала участие уже в составе Красной Армии. Моральное состояние этой категории, принадлежащей по своему социальному положению в прошлом к «разночинцам», усугубляется тем, что объективно она является наиболее пострадавшей частью из представителей старого режима. Между тем, признать себя более виновным, чем та часть буржуазного класса, которая «спекулировала» из-за угла, продавали советскую власть, она не может. НЭП, развитие промышленности в общем разместили на службе и государства и частного капитала все категории интеллигентного труда, эта же часть — бывшие офицеры, вырванные с 1914 года из производства, потеряла всякую квалификацию в мирном труде, и, конечно, не может пользоваться спросом, как на «спецов» и, в добавок всего, носит марку бывших офицеров''». Отмечая недостаточное внимание к проблемам комсостава запаса (в значительной степени представленного бывшими белыми офицерами – так, что касается бывших белогвардейцев, «о''фицеров и чиновников из числа военнопленных и перебежчиков белых армий и проживавших на территории этих армий''», то из числа состоявших на особом учете ОГПУ на 1 сентября 1924 г. 50 900 человек к 1 сентября 1926 г. 32 000 были сняты с особого учета и перечислены в запас РККА), как со стороны местных партийных органов, так и со стороны уездных военкоматов, и считая, «что острота положения и важность проблемы советской подготовки комсостава запаса к войне требует вмешательства ЦК партии», ГУ РККА предложило целый ряд мероприятий для решения указанного вопроса. Речь шла о бронировании должностей в гражданских наркоматах, а также о предоставлении командирам запаса преимуществ при устройстве в качестве преподавателей в гражданские ВУЗы, о постоянном контроле за трудоустройством безработного начсостава и материальной помощи последнему, наблюдении за политической и военной подготовленностью запаса, а также о снятии с учета бывших белых командиров, состоявших в рядах РККА не менее года. Важность трудоустройства бывших командиров была связана с тем, что, как отмечалось в документах того времени, «''на почве материальной необеспеченности легко создается отрицательное отношение к призыву в Красную Армию. Это заставляет обратить внимание на улучшение материального положения нашего запаса, в противном случае при мобилизации вольется в ряды армии относительно большой процент недовольных''»[38]. В январе 1927 года, после того, как инструкцией по выборам в советы большая часть комсостава запаса, а именно бывшие белые, не служившие в Красной Армии, была лишена участия в выборах, Командное управление ГУ РККА, отмечая, что «''количественный недостаток запаса заставляет рассчитывать и на привлечение, правда с некоторой осмотрительностью, и этой группы''», а лишение ее «''избирательных прав идет вразрез с этим намерением''», потребовало «д''ополнить инструкцию по перевыборам в советы указанием, что избирательных прав лишаются только бывшие белые, не снятые с особого учета ОГПУ, считая, что лица, снятые с него и включенные в ресурсы запаса, уже достаточно профильтрованы и как источник будущего пополнения армии должны пользоваться всеми правами граждан Союза''»[39].

При этом руководство РККА постоянно следило за проблемами бывших белых офицеров и постоянно поднимало эту тему – в частности в докладной записке начальника ГУ РККА В.Н. Левичева в РВС СССР о подготовке командного состава запаса, отмечалось: «''в особенности тяжелое положение [в отношении] бывших белых офицеров… Нужно иметь в виду, что эта группа бывших белых в разные периоды Гражданской войны перешла на нашу сторону и принимала участие уже в составе Красной Армии. Моральное состояние этой категории, принадлежащей по своему социальному положению в прошлом к «разночинцам», усугубляется тем, что объективно она является наиболее пострадавшей частью из представителей старого режима. Между тем, признать себя более виновным, чем та часть буржуазного класса, которая «спекулировала» из-за угла, продавали советскую власть, она не может. НЭП, развитие промышленности в общем разместили на службе и государства и частного капитала все категории интеллигентного труда, эта же часть — бывшие офицеры, вырванные с 1914 года из производства, потеряла всякую квалификацию в мирном труде, и, конечно, не может пользоваться спросом, как на «спецов» и, в добавок всего, носит марку бывших офицеров''». Отмечая недостаточное внимание к проблемам комсостава запаса (в значительной степени представленного бывшими белыми офицерами – так, что касается бывших белогвардейцев, «о''фицеров и чиновников из числа военнопленных и перебежчиков белых армий и проживавших на территории этих армий''», то из числа состоявших на особом учете ОГПУ на 1 сентября 1924 г. 50 900 человек к 1 сентября 1926 г. 32 000 были сняты с особого учета и перечислены в запас РККА), как со стороны местных партийных органов, так и со стороны уездных военкоматов, и считая, «что острота положения и важность проблемы советской подготовки комсостава запаса к войне требует вмешательства ЦК партии», ГУ РККА предложило целый ряд мероприятий для решения указанного вопроса. Речь шла о бронировании должностей в гражданских наркоматах, а также о предоставлении командирам запаса преимуществ при устройстве в качестве преподавателей в гражданские ВУЗы, о постоянном контроле за трудоустройством безработного начсостава и материальной помощи последнему, наблюдении за политической и военной подготовленностью запаса, а также о снятии с учета бывших белых командиров, состоявших в рядах РККА не менее года. Важность трудоустройства бывших командиров была связана с тем, что, как отмечалось в документах того времени, «''на почве материальной необеспеченности легко создается отрицательное отношение к призыву в Красную Армию. Это заставляет обратить внимание на улучшение материального положения нашего запаса, в противном случае при мобилизации вольется в ряды армии относительно большой процент недовольных''»[38]. В январе 1927 года, после того, как инструкцией по выборам в советы большая часть комсостава запаса, а именно бывшие белые, не служившие в Красной Армии, была лишена участия в выборах, Командное управление ГУ РККА, отмечая, что «''количественный недостаток запаса заставляет рассчитывать и на привлечение, правда с некоторой осмотрительностью, и этой группы''», а лишение ее «''избирательных прав идет вразрез с этим намерением''», потребовало «д''ополнить инструкцию по перевыборам в советы указанием, что избирательных прав лишаются только бывшие белые, не снятые с особого учета ОГПУ, считая, что лица, снятые с него и включенные в ресурсы запаса, уже достаточно профильтрованы и как источник будущего пополнения армии должны пользоваться всеми правами граждан Союза''»[39].

Сухие выдержки из документов относительно здесь можно разнообразить яркими и запоминающими иллюстрациями. Вот как описываются типичные представители комсостава запаса из числа бывших белых или проживавших на «белых» территориях в статье Зефирова, работавшего в составе комиссии по переучету комсостава запаса в 1925 году, в журнале «Война и революция»:

Сухие выдержки из документов относительно здесь можно разнообразить яркими и запоминающими иллюстрациями. Вот как описываются типичные представители комсостава запаса из числа бывших белых или проживавших на «белых» территориях в статье Зефирова, работавшего в составе комиссии по переучету комсостава запаса в 1925 году, в журнале «Война и революция»:

«''Распространенной группой командного состава являются быв. офицеры, не служившие ни в белой, ни в Красной Армии, а проживавшие на территории белых и всю гражданскую войну работавшие по своей мирной профессии в качестве учителя, агронома или же на железной дороге. Внешний вид и психология лиц этой категории, применяя к ним старую военную терминологию, — совершенно «гражданские». О военной службе они вспоминать не любят, а свой офицерский чин искренно считают за неприятную случайность, так как в военное училище они попали исключительно благодаря своему общему образованию. Теперь они с головой погрузились в свою специальность, ею горячо интересуются, военное же дело совершенно позабывали и к изучению его желания не обнаруживают.''  

«''Распространенной группой командного состава являются быв. офицеры, не служившие ни в белой, ни в Красной Армии, а проживавшие на территории белых и всю гражданскую войну работавшие по своей мирной профессии в качестве учителя, агронома или же на железной дороге. Внешний вид и психология лиц этой категории, применяя к ним старую военную терминологию, — совершенно «гражданские». О военной службе они вспоминать не любят, а свой офицерский чин искренно считают за неприятную случайность, так как в военное училище они попали исключительно благодаря своему общему образованию. Теперь они с головой погрузились в свою специальность, ею горячо интересуются, военное же дело совершенно позабывали и к изучению его желания не обнаруживают.''  

''Очень похожий на только что обрисованную группу автор относит также и быв офицеров, служивших во всех трех армиях, т. е. в старой, в белой и Красной. Судьба этих лиц во многом похожа на судьбу предыдущих, с той разницей, что они скорее первых осознали свое заблуждение и в боях со своими недавними единомышленниками в значительной степени искупили свою вину перед Красной Армией. Из Красной Армии они демобилизовались в 21—22 году и теперь служат на рядовых должностях в советских учреждениях и предприятиях''»[40].

''Очень похожий на только что обрисованную группу автор относит также и быв офицеров, служивших во всех трех армиях, т. е. в старой, в белой и Красной. Судьба этих лиц во многом похожа на судьбу предыдущих, с той разницей, что они скорее первых осознали свое заблуждение и в боях со своими недавними единомышленниками в значительной степени искупили свою вину перед Красной Армией. Из Красной Армии они демобилизовались в 21—22 году и теперь служат на рядовых должностях в советских учреждениях и предприятиях''»[40].

Возвращаясь к бывшим белым офицерам, оставшимся на службе в РККА и их судьбам, сложно пройти мимо репрессивных мероприятий в их отношении. Сразу по окончании гражданской войны жесткие репрессии в отношении служивших в Красной армии бывших белых офицеров носили скорее единичный характер. Так например генерал-майор Генштаба Вихирев А.А., 6 июня 1922 года был арестован ГПУ, под арестом находился на 01.03.1923 года, и был исключен из списков РККА в 1924 году, капитан Генштаба Гакенберг Л.А. (в правительстве Колчака председатель военно-экономического общества) был приглашен на работу в Всероглавштаб, однако в Москве в июне 1920 года арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, полковник Генштаба Зиневич Б.М., в декабре будучи начальником гарнизона Красноярска, сдавший город красным и занимавший в РККА должность помощника инспектора пехоты при помглавкоме по Сибири, был арестован в ноябре 1921 года и чрезвычайной тройкой представительства ВЧК по Сибири по обвинению за службу у Колчака был приговорен к заключению в концлагерь до обмена с Польшей, генерал-майор Слесарев К.М., начальник Оренбургского казачьего училища с 1908 года, в том числе и при Колчаке, после разгрома войск последнего служил в РККА начальником школы курсантов комсостава в Омске, но в марте 1921, во время антибольшевистского восстания в Западной Сибири, был арестован и расстрелян по обвинению в пособничестве повстанцам, кадровый пограничник Белавин В.П., демобилизованный в июле 1921 года — 21  июня 1924 года он был арестован по обвинениям «в активном участии в работе контрреволюционной организации «кадровых русских офицеров», созданной Врангелем» и «в сборе секретных военных сведений про расквартирование Красной армии, которые передавал в центральную организацию через польское консульство», а 4 июля 1925 года военным трибуналом 14-го стрелкового корпуса приговорен к расстрелу и расстрелян.  В 1923-м году во время дела военных топографов арестовывался и генерал Павлов Н.Д., однако вскоре он был освобожден и до своей смерти работал профессором в Омске. Впрочем, основная масса офицеров была просто уволена во время массовых сокращений в армии и зачислена в запас. Оставались же как правило прошедшие проверки из числа либо ценных специалистов (генштабисты, летчики, артиллеристы и инженеры), либо доказавшие свою нужность и преданность советской власти и проявившие себя в боях на стороне Красной армии строевые и штабные командиры.

Возвращаясь к бывшим белым офицерам, оставшимся на службе в РККА и их судьбам, сложно пройти мимо репрессивных мероприятий в их отношении. Сразу по окончании гражданской войны жесткие репрессии в отношении служивших в Красной армии бывших белых офицеров носили скорее единичный характер. Так например генерал-майор Генштаба Вихирев А.А., 6 июня 1922 года был арестован ГПУ, под арестом находился на 01.03.1923 года, и был исключен из списков РККА в 1924 году, капитан Генштаба Гакенберг Л.А. (в правительстве Колчака председатель военно-экономического общества) был приглашен на работу в Всероглавштаб, однако в Москве в июне 1920 года арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, полковник Генштаба Зиневич Б.М., в декабре будучи начальником гарнизона Красноярска, сдавший город красным и занимавший в РККА должность помощника инспектора пехоты при помглавкоме по Сибири, был арестован в ноябре 1921 года и чрезвычайной тройкой представительства ВЧК по Сибири по обвинению за службу у Колчака был приговорен к заключению в концлагерь до обмена с Польшей, генерал-майор Слесарев К.М., начальник Оренбургского казачьего училища с 1908 года, в том числе и при Колчаке, после разгрома войск последнего служил в РККА начальником школы курсантов комсостава в Омске, но в марте 1921, во время антибольшевистского восстания в Западной Сибири, был арестован и расстрелян по обвинению в пособничестве повстанцам, кадровый пограничник Белавин В.П., демобилизованный в июле 1921 года — 21  июня 1924 года он был арестован по обвинениям «в активном участии в работе контрреволюционной организации «кадровых русских офицеров», созданной Врангелем» и «в сборе секретных военных сведений про расквартирование Красной армии, которые передавал в центральную организацию через польское консульство», а 4 июля 1925 года военным трибуналом 14-го стрелкового корпуса приговорен к расстрелу и расстрелян.  В 1923-м году во время дела военных топографов арестовывался и генерал Павлов Н.Д., однако вскоре он был освобожден и до своей смерти работал профессором в Омске. Впрочем, основная масса офицеров была просто уволена во время массовых сокращений в армии и зачислена в запас. Оставались же как правило прошедшие проверки из числа либо ценных специалистов (генштабисты, летчики, артиллеристы и инженеры), либо доказавшие свою нужность и преданность советской власти и проявившие себя в боях на стороне Красной армии строевые и штабные командиры.

Следующая после 1923–24 гг. волна чисток и репрессий прошла на рубеже десятилетий, в 1929–1932 гг. Это время характеризовалось сочетанием напряженной внешнеполитической обстановки («Военная тревога» 1930 года) с осложнением внутриполитической ситуации, связанным с сопротивлением крестьянского населения коллективизации. Стремясь укрепить свою власть и нейтрализовать внутриполитических противников, реальных и потенциальных — по мнению партийного руководства – последнее предприняло ряд репрессивных мер. Именно в это время раскручивается знаменитое дело «Промпартии» в отношении гражданских лиц и операция «Весна» в отношении военнослужащих, а также бывших офицеров. Естественно, последняя затронула и бывших белых офицеров, в частности из приведенного выше списка белых генштабистов кто-то был уволен и в 1923–24 гг. (как например Артамонов Н.Н., Павлов Н.Д.), но значительная часть была задета делом «Весна»и сопутствующими репрессиями — Базаревский, Батрук, Высоцкий, Гамченко, Какурин, Кедрин, Коханов, Лигнау, Морозов, Моторный, Секретев, Соколов, Шильдбах, Энглер, Сокиро-Яхонтов. И если Базаревский, Высоцкий, Лигнау были освобождены и восстановлены в армии, то к другим судьба была менее благосклонной — Батрук, Гамченко, Моторный, Секретев и Соколов были приговорены к ВМН, а Какурин умер в тюрьме в 1936 году. Во время «Весны» был расстрелян и брат А.Я. Яновского, П.Я. Яновский – оба они служили в Белой армии.  

Следующая после 1923–24 гг. волна чисток и репрессий прошла на рубеже десятилетий, в 1929–1932 гг. Это время характеризовалось сочетанием напряженной внешнеполитической обстановки («Военная тревога» 1930 года) с осложнением внутриполитической ситуации, связанным с сопротивлением крестьянского населения коллективизации. Стремясь укрепить свою власть и нейтрализовать внутриполитических противников, реальных и потенциальных — по мнению партийного руководства – последнее предприняло ряд репрессивных мер. Именно в это время раскручивается знаменитое дело «Промпартии» в отношении гражданских лиц и операция «Весна» в отношении военнослужащих, а также бывших офицеров. Естественно, последняя затронула и бывших белых офицеров, в частности из приведенного выше списка белых генштабистов кто-то был уволен и в 1923–24 гг. (как например Артамонов Н.Н., Павлов Н.Д.), но значительная часть была задета делом «Весна»и сопутствующими репрессиями — Базаревский, Батрук, Высоцкий, Гамченко, Какурин, Кедрин, Коханов, Лигнау, Морозов, Моторный, Секретев, Соколов, Шильдбах, Энглер, Сокиро-Яхонтов. И если Базаревский, Высоцкий, Лигнау были освобождены и восстановлены в армии, то к другим судьба была менее благосклонной — Батрук, Гамченко, Моторный, Секретев и Соколов были приговорены к ВМН, а Какурин умер в тюрьме в 1936 году. Во время «Весны» был расстрелян и брат А.Я. Яновского, П.Я. Яновский – оба они служили в Белой армии.  

Вообще тема «Весны» малоизученна сегодня, а масштабы операции несколько преувеличены, хотя ее вполне можно назвать прологом к репрессиям военных конца 30-х годов. Что касается ее масштабов, то их можно ориентировочно оценить на примере Украины – где масштабы репрессивных мероприятий среди военных были наибольшими (Украине по массовости арестов по всей видимости уступали даже Москва с Ленинградом). Согласно подготовленной ОГПУ в июле 1931 года справки через Судтройку и Коллегию ОГПУ по делу «Весна» прошло арестованных по делу «Весна» 2014 чел., в том числе: военнослужащих 305 чел. (из них 71 военрук и преподаватель военных предметов в гражданских и военных заведениях), гражданских лиц 1706 чел.[41] Разумеется далеко не все из них успели послужить в белых и национальных армиях, хотя бывшие белогвардейцы, перешедшие на службу в Красную армию, встречались как среди арестованных военнослужащих, так и среди арестованных гражданских лиц. Так, среди последних насчитывалось 130 бывших белых офицеров и 39 бывших офицеров различных украинских национальных вооруженных формирований[42] – в свою очередь среди них были как и вовсе не служившие в Красной армии, так и уволенные из нее в разное время в 20-е годы[43]. Разумеется бывшие белые офицеры встречались и среди военнослужащих Красной армии, задетых «Весной», в первую очередь среди преподавателей военно-учебных заведений и военруков и преподавателей военного дела гражданских ВУЗов. То, что большая часть бывших белых офицеров была сконцентрирована не на командных, а на преподавательских должностях и в военно-учебных заведениях, бросается в глаза даже при поверхностном изучении имеющихся биографий – так, на 7 офицеров, занимавших командные должности, я нашел 36 лиц преподавательского состава либо военнослужащих военно-учебных заведений[44].  

Вообще тема «Весны» малоизученна сегодня, а масштабы операции несколько преувеличены, хотя ее вполне можно назвать прологом к репрессиям военных конца 30-х годов. Что касается ее масштабов, то их можно ориентировочно оценить на примере Украины – где масштабы репрессивных мероприятий среди военных были наибольшими (Украине по массовости арестов по всей видимости уступали даже Москва с Ленинградом). Согласно подготовленной ОГПУ в июле 1931 года справки через Судтройку и Коллегию ОГПУ по делу «Весна» прошло арестованных по делу «Весна» 2014 чел., в том числе: военнослужащих 305 чел. (из них 71 военрук и преподаватель военных предметов в гражданских и военных заведениях), гражданских лиц 1706 чел.[41] Разумеется далеко не все из них успели послужить в белых и национальных армиях, хотя бывшие белогвардейцы, перешедшие на службу в Красную армию, встречались как среди арестованных военнослужащих, так и среди арестованных гражданских лиц. Так, среди последних насчитывалось 130 бывших белых офицеров и 39 бывших офицеров различных украинских национальных вооруженных формирований[42] – в свою очередь среди них были как и вовсе не служившие в Красной армии, так и уволенные из нее в разное время в 20-е годы[43]. Разумеется бывшие белые офицеры встречались и среди военнослужащих Красной армии, задетых «Весной», в первую очередь среди преподавателей военно-учебных заведений и военруков и преподавателей военного дела гражданских ВУЗов. То, что большая часть бывших белых офицеров была сконцентрирована не на командных, а на преподавательских должностях и в военно-учебных заведениях, бросается в глаза даже при поверхностном изучении имеющихся биографий – так, на 7 офицеров, занимавших командные должности, я нашел 36 лиц преподавательского состава либо военнослужащих военно-учебных заведений[44].  

Бросается в глаза и большое количество бывших белых офицеров, преподававших в 20-е годы в школе им. Каменева, являвшуюся по своему уникальным учебным заведением для Красной армии того времени. В 20-е годы перед Красной армией наряду с подготовкой нового командного состава вплотную встала задача переподготовки и доподготовки комсостава из числа краскомов, как правило ставших командирами во время гражданской войны. Их военное образование часто ограничивалось либо учебными командами старой армии либо краткосрочными курсами времен гражданской войны и если во время войны на это приходилось закрывать глаза, после ее окончания низкий уровень военной подготовки становился просто нетерпимым. Сначала переподготовка краскомов носила стихийный характер и проходила на большом количестве разнообразных курсов с множеством учебных программ, разным уровнем подготовки преподавателей и т. д. и т. п. Стремясь упорядочить этот процессии и улучшить качество образования командиров, руководство РККА сосредоточило переподготовку в двух военно-учебных заведениях – Объединенной школе им. Каменева и на Сибирских повторных курсах.  Преподавательский состав первой был представлен почти на 100% офицерами старой армии, как правило высоквалифицированными специалистами (преимущественно кадровые офицеры, среди которых нередки были генштабисты и генералы старой армии – именно там преподавали например генерал-лейтенант Генштаба старой армии Кедрин, генерал-майоры Генштаба Ольдерроге, Лебедев, Сокиро-Яхонтов, Гамченко, генерал-майоры артиллерии старой армии Блавдзевич, Дмитриевский и Шепелев, не говоря уже о генштабистах и кадровых военных в более низких званиях).  Через школу имени Каменева в 20-е годы прошла значительная часть повторников[45], и многие из них занимали высшие командные должности во время Великой Отечественной войны[46].  

Бросается в глаза и большое количество бывших белых офицеров, преподававших в 20-е годы в школе им. Каменева, являвшуюся по своему уникальным учебным заведением для Красной армии того времени. В 20-е годы перед Красной армией наряду с подготовкой нового командного состава вплотную встала задача переподготовки и доподготовки комсостава из числа краскомов, как правило ставших командирами во время гражданской войны. Их военное образование часто ограничивалось либо учебными командами старой армии либо краткосрочными курсами времен гражданской войны и если во время войны на это приходилось закрывать глаза, после ее окончания низкий уровень военной подготовки становился просто нетерпимым. Сначала переподготовка краскомов носила стихийный характер и проходила на большом количестве разнообразных курсов с множеством учебных программ, разным уровнем подготовки преподавателей и т. д. и т. п. Стремясь упорядочить этот процессии и улучшить качество образования командиров, руководство РККА сосредоточило переподготовку в двух военно-учебных заведениях – Объединенной школе им. Каменева и на Сибирских повторных курсах.  Преподавательский состав первой был представлен почти на 100% офицерами старой армии, как правило высоквалифицированными специалистами (преимущественно кадровые офицеры, среди которых нередки были генштабисты и генералы старой армии – именно там преподавали например генерал-лейтенант Генштаба старой армии Кедрин, генерал-майоры Генштаба Ольдерроге, Лебедев, Сокиро-Яхонтов, Гамченко, генерал-майоры артиллерии старой армии Блавдзевич, Дмитриевский и Шепелев, не говоря уже о генштабистах и кадровых военных в более низких званиях).  Через школу имени Каменева в 20-е годы прошла значительная часть повторников[45], и многие из них занимали высшие командные должности во время Великой Отечественной войны[46].  

При этом среди преподавательского состава школы, как мы видели, было немало именно белых офицеров, даже среди перечисленных выше 5 генералов Генштаба четверо прошли через белые армии. Кстати и учебной частью и подбором преподавательского состава школы так же занимался кадровый офицер, успевший послужить в белой армии, и даже не в одной. Капитан старой армии Л.С. Карум – человек с неординарной судьбой. Муж сестры М.А. Булгакова, Варвары, он был выведен в романе «Белая гвардия» под именем Тальберга, не самого приятного персонажа произведения: после написания романа сестра Булгакова Варвара и ее муж даже поссорились с писателем. Капитан Карум успел окончить в старой армии Алескандровскую военно-юридическую академию, в 1918 г. служил в армии гетмана Скоропадского военным юристом (а по семейным преданиям был и вовсе адьютантом Скоропадского), в сентябре 1919 — апреле 1920 гг. он — преподаватель Константиновского военного училища в Вооруженных Силах Юга России. Затем латышский консул в Русской армии генерала Врангеля, после эвакуации белых остался в Крыму,  благополучно прошел проверку ЧК (поскольку укрывал большевистских подпольщиков) и перешел на советскую службу. В 1922–26 гг. он был помощником начальника, начальник учебной части Киевской объединенной школы им. Каменева – офицер небесталанный, но по всей видимости без твердых убеждений, карьерист. Вот что писалось про него в осведомительных сводках ОГПУ середины 20-х годов: «С''реди преподавателей, чувствуется, много всякой «сволочи», но дело свое они, очевидно, знают и делают хорошо... Подбор преподавателей, в особенности офицерья, больше всего зависит от Карума. Карум это лиса, которая знает свое дело. Но, вероятно, нет... в школе более ненадежного человека, как Карум. В разговоре о политработе и вообще с политработниками он даже не может сдержать язвительной улыбки... Есть у него и большая склонность к карьеризму… Учебой ворочает начальник] учеб[ной части] Карум, который много времени уделяет работе на стороне (лекции читает в гражданских ВУЗах и живет за 7 верст от школы). Сам очень толковый, способный, но все на скорость отделывает''»[47]. Во время «Весны» Карум был арестован и осужден на несколько лет лагерей, после освобождения он жил в Новосибирске, где возглавил кафедру иностранных языков Новосибирского мединститута.

При этом среди преподавательского состава школы, как мы видели, было немало именно белых офицеров, даже среди перечисленных выше 5 генералов Генштаба четверо прошли через белые армии. Кстати и учебной частью и подбором преподавательского состава школы так же занимался кадровый офицер, успевший послужить в белой армии, и даже не в одной. Капитан старой армии Л.С. Карум – человек с неординарной судьбой. Муж сестры М.А. Булгакова, Варвары, он был выведен в романе «Белая гвардия» под именем Тальберга, не самого приятного персонажа произведения: после написания романа сестра Булгакова Варвара и ее муж даже поссорились с писателем. Капитан Карум успел окончить в старой армии Алескандровскую военно-юридическую академию, в 1918 г. служил в армии гетмана Скоропадского военным юристом (а по семейным преданиям был и вовсе адьютантом Скоропадского), в сентябре 1919 — апреле 1920 гг. он — преподаватель Константиновского военного училища в Вооруженных Силах Юга России. Затем латышский консул в Русской армии генерала Врангеля, после эвакуации белых остался в Крыму,  благополучно прошел проверку ЧК (поскольку укрывал большевистских подпольщиков) и перешел на советскую службу. В 1922–26 гг. он был помощником начальника, начальник учебной части Киевской объединенной школы им. Каменева – офицер небесталанный, но по всей видимости без твердых убеждений, карьерист. Вот что писалось про него в осведомительных сводках ОГПУ середины 20-х годов: «С''реди преподавателей, чувствуется, много всякой «сволочи», но дело свое они, очевидно, знают и делают хорошо... Подбор преподавателей, в особенности офицерья, больше всего зависит от Карума. Карум это лиса, которая знает свое дело. Но, вероятно, нет... в школе более ненадежного человека, как Карум. В разговоре о политработе и вообще с политработниками он даже не может сдержать язвительной улыбки... Есть у него и большая склонность к карьеризму… Учебой ворочает начальник] учеб[ной части] Карум, который много времени уделяет работе на стороне (лекции читает в гражданских ВУЗах и живет за 7 верст от школы). Сам очень толковый, способный, но все на скорость отделывает''»[47]. Во время «Весны» Карум был арестован и осужден на несколько лет лагерей, после освобождения он жил в Новосибирске, где возглавил кафедру иностранных языков Новосибирского мединститута.

Возвращаясь к вопросу о бывших белых офицерах на службе в РККА — как уже упоминалось, наибольшее количество их попало в Красную армию из колчаковских войск, соответственно достаточно велика была их концентрация в Сибири. Впрочем там очищение вооруженных сил от бывших белогвардейцев по всей видимости происходило более мягким путем – путем чисток и увольнений. Один из участников форума сайта РККА в свое время выложил следующую информацию: «''Весной 1929 военком Красноярска издал приказ. обязавших командиров красных частей отчитаться у кого сколько бывших белых служит. При этом была установлена планка — не более 20%, остальных отчислить... Однако, большинство командиров проигнорировало приказ — во многих частях белых (бывших) было больше, чем 20%... Потребовались дополнительные приказы и распоряжения, чтобы командиры отчитались. Военком вынужден даже был пригрозить, что те кто не отчитается в указанные сроки лишатся вообще всех бывших белых. Вся эта забавная переписка-приказы-распоряжения хранится в местном архиве''».

Возвращаясь к вопросу о бывших белых офицерах на службе в РККА — как уже упоминалось, наибольшее количество их попало в Красную армию из колчаковских войск, соответственно достаточно велика была их концентрация в Сибири. Впрочем там очищение вооруженных сил от бывших белогвардейцев по всей видимости происходило более мягким путем – путем чисток и увольнений. Один из участников форума сайта РККА в свое время выложил следующую информацию: «''Весной 1929 военком Красноярска издал приказ. обязавших командиров красных частей отчитаться у кого сколько бывших белых служит. При этом была установлена планка — не более 20%, остальных отчислить... Однако, большинство командиров проигнорировало приказ — во многих частях белых (бывших) было больше, чем 20%... Потребовались дополнительные приказы и распоряжения, чтобы командиры отчитались. Военком вынужден даже был пригрозить, что те кто не отчитается в указанные сроки лишатся вообще всех бывших белых. Вся эта забавная переписка-приказы-распоряжения хранится в местном архиве''».

Тогда же была проведена и очистка политаппарата (sic!) вооруженных сил от бывших белых офицеров. Сувениров в своей книге «Трагедия РККА» в частности пишет следующее:

Тогда же была проведена и очистка политаппарата (sic!) вооруженных сил от бывших белых офицеров. Сувениров в своей книге «Трагедия РККА» в частности пишет следующее:

«''В специальной докладной записке Центральному Комитету ВКП (б) «О командном и политическом составе РККА» (май 1931 г.) Я. Б. Гамарник сообщал о проведении большой работы по тщательному выявлению и очистке политсостава от лиц, служивших хотя бы и короткие сроки (два-три месяца) в белых армиях. Всего за 1928—1930 гг. уволено было из армии 242 человека «бывших белых», в основном — политруки, завбибы (заведующие библиотеками), учителя. В течение апреля—мая 1931 г. проводилось увольнение (или передача в резерв) последней оставшейся группы около 150 человек, в том числе около 50 человек старшего и высшего политсостава. Кроме увольнения из армии, за 1929—1931 гг. свыше 500 человек, служивших ранее у белых, были сняты с работы на политдолжностях и переведены на административно-хозяйственную и командную работу. (Такова была специфика подбора кадров политработников в то время). Эти мероприятия, докладывал начальник Политуправления РККА, «позволили полностью очистить политсостав во всех звеньях от бывших белых»''»[48].  

«''В специальной докладной записке Центральному Комитету ВКП (б) «О командном и политическом составе РККА» (май 1931 г.) Я. Б. Гамарник сообщал о проведении большой работы по тщательному выявлению и очистке политсостава от лиц, служивших хотя бы и короткие сроки (два-три месяца) в белых армиях. Всего за 1928—1930 гг. уволено было из армии 242 человека «бывших белых», в основном — политруки, завбибы (заведующие библиотеками), учителя. В течение апреля—мая 1931 г. проводилось увольнение (или передача в резерв) последней оставшейся группы около 150 человек, в том числе около 50 человек старшего и высшего политсостава. Кроме увольнения из армии, за 1929—1931 гг. свыше 500 человек, служивших ранее у белых, были сняты с работы на политдолжностях и переведены на административно-хозяйственную и командную работу. (Такова была специфика подбора кадров политработников в то время). Эти мероприятия, докладывал начальник Политуправления РККА, «позволили полностью очистить политсостав во всех звеньях от бывших белых»''»[48].  

Вообще, небезынтересно отметить тот факт, что бывшие участники белого движения попадали в РККА и нелегальными путями – так на заседании Военного Совета при НКО в декабре 1934 года, начальник Особого отдела РККА М. Гай приводил следующие примеры: «''Например, бывший белый офицер, прибывший нелегально из-за кордона, где он был связан с активными белоэмигрантскими центрами, по грубо подделанным документам поступил на службу в Красную армию и сумел устроиться на ответственную работу на одном из серьезнейших участков. Или другой случай: на весьма ответственной работе в центральном аппарате находился бывший начальник колчаковской контрразведки, активный белогвардеец, сумевший путем простых и несложных махинаций в документах, скрыть этот факт''»[49].  

Вообще, небезынтересно отметить тот факт, что бывшие участники белого движения попадали в РККА и нелегальными путями – так на заседании Военного Совета при НКО в декабре 1934 года, начальник Особого отдела РККА М. Гай приводил следующие примеры: «''Например, бывший белый офицер, прибывший нелегально из-за кордона, где он был связан с активными белоэмигрантскими центрами, по грубо подделанным документам поступил на службу в Красную армию и сумел устроиться на ответственную работу на одном из серьезнейших участков. Или другой случай: на весьма ответственной работе в центральном аппарате находился бывший начальник колчаковской контрразведки, активный белогвардеец, сумевший путем простых и несложных махинаций в документах, скрыть этот факт''»[49].  

Тем не менее, несмотря на репрессии начала 30-х гг., многие бывшие белые офицеры в рядах РККА присутствовали и в 30-е годы. Впрочем, мы уже видели что та же «Весна» задела несколько десятков белых офицеров, служивший в вооруженных силах, при том, что после всех чисток начала 20-х годов их оставалось в РККА около 4 сотен.  К тому же многие попадали в армию, скрыв свое прошлое, кто-то призывался из запаса, да и выше упомянутая очистка политаппарата от бывших белых вела в том числе и к переводу их на командные должности.  Так что и в 30-е годы бывшие белые  офицеры в РККА встречались не так уж и редко. Причем не только на преподавательских должностях – как например упомянутые выше Базаревский, Высоцкий, Оберюхтин или Лигнау — но и на должностях штабных и командных. Выше уже упоминалось большое количество бывших военнослужащих белых армий в советских ВВС, встречались они и в сухопутных войсках, причем на высших командных и штабных должностях. Так например закончившие ускоренный курс АГШ в 1917 году бывший капитан М.И. Василенко занимал должность инспектора пехоты и заместителя командующего Уральского военного округа, бывший капитан Г.Н. Кутателадзе – помощника командующего Краснознаменной Кавказской армией и командира 9-го стрелкового корпуса, бывший капитан А.Я Яновский – заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, бывший капитан (во ВСЮР полковник) В.В. Попов командовал стрелковыми дивизиями, занимал должности начальника штаба корпуса и начальника оперативного управления Киевского ВО, а затем помощника начальника Военной Инженерной Академии. Упоминавшийся ранее Т.Т.Шапкин в 20-е и 30-е годы командовал 7-й, 3-й и 20-й горнокавалерийскими дивизиями, успешно воевал с басмачами и в промежутке между командованием дивизиями закончил Военную Академию им. Фрунзе. Карьере последнего нисколько не мешало и то, что с учета (как бывший белогвардеец), он был снят только в начале 30-х годов.  Окончивший в 1905 году Николаевскую инженерную академию полковник (у Колчака генерал-майор, из потомственных дворян Костромской губернии) Свиньин В.А., в кадры РККА был зачислен лишь в 1931 году и сразу же назначен заместителем начальника Особого инженерного строительства, а затем — заместителем начальника инженеров Особой Краснознаменной Дальневосточной армии и начальником филиала научно-исследовательского института инженерного управления РККА в Хабаровске. За заслуги по укреплению дальневосточных границ он был награжден орденом Красной Звезды. С 1932 по 1935 год начальником инженеров Минского Ура был также бывший колчаковец, П.Т.Загорулько, как и Л.Говоров, перешедший на сторону красных еще в ходе Гражданской войны.

Тем не менее, несмотря на репрессии начала 30-х гг., многие бывшие белые офицеры в рядах РККА присутствовали и в 30-е годы. Впрочем, мы уже видели что та же «Весна» задела несколько десятков белых офицеров, служивший в вооруженных силах, при том, что после всех чисток начала 20-х годов их оставалось в РККА около 4 сотен.  К тому же многие попадали в армию, скрыв свое прошлое, кто-то призывался из запаса, да и выше упомянутая очистка политаппарата от бывших белых вела в том числе и к переводу их на командные должности.  Так что и в 30-е годы бывшие белые  офицеры в РККА встречались не так уж и редко. Причем не только на преподавательских должностях – как например упомянутые выше Базаревский, Высоцкий, Оберюхтин или Лигнау — но и на должностях штабных и командных. Выше уже упоминалось большое количество бывших военнослужащих белых армий в советских ВВС, встречались они и в сухопутных войсках, причем на высших командных и штабных должностях. Так например закончившие ускоренный курс АГШ в 1917 году бывший капитан М.И. Василенко занимал должность инспектора пехоты и заместителя командующего Уральского военного округа, бывший капитан Г.Н. Кутателадзе – помощника командующего Краснознаменной Кавказской армией и командира 9-го стрелкового корпуса, бывший капитан А.Я Яновский – заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, бывший капитан (во ВСЮР полковник) В.В. Попов командовал стрелковыми дивизиями, занимал должности начальника штаба корпуса и начальника оперативного управления Киевского ВО, а затем помощника начальника Военной Инженерной Академии. Упоминавшийся ранее Т.Т.Шапкин в 20-е и 30-е годы командовал 7-й, 3-й и 20-й горнокавалерийскими дивизиями, успешно воевал с басмачами и в промежутке между командованием дивизиями закончил Военную Академию им. Фрунзе. Карьере последнего нисколько не мешало и то, что с учета (как бывший белогвардеец), он был снят только в начале 30-х годов.  Окончивший в 1905 году Николаевскую инженерную академию полковник (у Колчака генерал-майор, из потомственных дворян Костромской губернии) Свиньин В.А., в кадры РККА был зачислен лишь в 1931 году и сразу же назначен заместителем начальника Особого инженерного строительства, а затем — заместителем начальника инженеров Особой Краснознаменной Дальневосточной армии и начальником филиала научно-исследовательского института инженерного управления РККА в Хабаровске. За заслуги по укреплению дальневосточных границ он был награжден орденом Красной Звезды. С 1932 по 1935 год начальником инженеров Минского Ура был также бывший колчаковец, П.Т.Загорулько, как и Л.Говоров, перешедший на сторону красных еще в ходе Гражданской войны.

Строевые должности в 30-е годы занимали и бывшие петлюровцы кадровый офицер-кавалерист старой армии, штабс-ротмистр С.И.Байло, в РККА комбриг и начальник штаба 2-го кавалерийского корпуса (1932-37), доктор военных наук, награжденный двумя орденами Красного Знамени, и офицер военного времени старой армии поручик Мищук Н.И., в 30-х годах командир 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии им. Котовского. Кстати оба последних командира в начале двадцатых были вычищены из армии, но были восстановлены в ней стараниями Котовского.  

Строевые должности в 30-е годы занимали и бывшие петлюровцы кадровый офицер-кавалерист старой армии, штабс-ротмистр С.И.Байло, в РККА комбриг и начальник штаба 2-го кавалерийского корпуса (1932-37), доктор военных наук, награжденный двумя орденами Красного Знамени, и офицер военного времени старой армии поручик Мищук Н.И., в 30-х годах командир 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии им. Котовского. Кстати оба последних командира в начале двадцатых были вычищены из армии, но были восстановлены в ней стараниями Котовского.  

В учебных же заведениях белогвардейцев похоже встретить было гораздо легче, причем не только в академиях, где преподавали упомянутые в начале абзаца генштабисты. Назначенный в 1937 году помощником начальника Казанского танкотехнического училища И.Дубинский и начавший свою деятельность на новом посту с знакомства с личными делами преподавателей, в своей книге «Особый счет» искренне возмущался: «''Почти за каждым тянулся свой «хвост». Один служил у Колчака, другой привлекался по делу Промпартии, третий имел брата за границей. Преподаватель Андреенков откровенно писал — в 1919 году он верил, что Россию может спасти только Деникин. Под его знаменами он шел с Кубани до Орла и от Орла до Перекопа. Полковник Келлер — начальник огневого цикла. Его отец, в прошлом начальник Варшавской дороги, собутыльник царя Александра III. Сын долго хранил царский портрет с именной надписью. Таковой была верхушка школы. Она обучала! Она воспитывала! Давала пример!''». И чуть дальше про того же Андреенкова: «''это был тот самый Андреенков, который в 1919 году свято верил, что спасти Россию может лишь Деникин, и бросился из революционной Тулы на контрреволюционный Дон, чтобы встать под белогвардейские знамена''»[50]. В.С. Мильбах в своей книге про репрессии комсостава ОКДВА, писал, что Мехлис в ходе поездки по Сибири и Дальнему Востоку во время конфликта на оз. Хасан, «''обнаружил в войсках «значительное количество колчаковцев и бывших белых» и добивался у НКО их увольнения. Несмотря на сложность обстановки, когда на счету был каждый командир-дальневосточник, К. Е. Ворошилов поддержал идею очередной чистки''»[51].

В учебных же заведениях белогвардейцев похоже встретить было гораздо легче, причем не только в академиях, где преподавали упомянутые в начале абзаца генштабисты. Назначенный в 1937 году помощником начальника Казанского танкотехнического училища И.Дубинский и начавший свою деятельность на новом посту с знакомства с личными делами преподавателей, в своей книге «Особый счет» искренне возмущался: «''Почти за каждым тянулся свой «хвост». Один служил у Колчака, другой привлекался по делу Промпартии, третий имел брата за границей. Преподаватель Андреенков откровенно писал — в 1919 году он верил, что Россию может спасти только Деникин. Под его знаменами он шел с Кубани до Орла и от Орла до Перекопа. Полковник Келлер — начальник огневого цикла. Его отец, в прошлом начальник Варшавской дороги, собутыльник царя Александра III. Сын долго хранил царский портрет с именной надписью. Таковой была верхушка школы. Она обучала! Она воспитывала! Давала пример!''». И чуть дальше про того же Андреенкова: «''это был тот самый Андреенков, который в 1919 году свято верил, что спасти Россию может лишь Деникин, и бросился из революционной Тулы на контрреволюционный Дон, чтобы встать под белогвардейские знамена''»[50]. В.С. Мильбах в своей книге про репрессии комсостава ОКДВА, писал, что Мехлис в ходе поездки по Сибири и Дальнему Востоку во время конфликта на оз. Хасан, «''обнаружил в войсках «значительное количество колчаковцев и бывших белых» и добивался у НКО их увольнения. Несмотря на сложность обстановки, когда на счету был каждый командир-дальневосточник, К. Е. Ворошилов поддержал идею очередной чистки''»[51].

Впрочем пережить 1937 год занимавшим достаточно высокие посты и имевшим подобное прошлое людям было сложно: в частности, из перечисленных выше лиц (Базаревский, Байло, Василенко, Высоцкий, Кутателадзе, Лигнау, Мищук, Оберюхтин, Попов, Шапкин, Яновский) удалось это лишь Шапкину и Яновскому.  

Впрочем пережить 1937 год занимавшим достаточно высокие посты и имевшим подобное прошлое людям было сложно: в частности, из перечисленных выше лиц (Базаревский, Байло, Василенко, Высоцкий, Кутателадзе, Лигнау, Мищук, Оберюхтин, Попов, Шапкин, Яновский) удалось это лишь Шапкину и Яновскому.  

Биография последнего, изложенная в справочнике «Комкоры», кстати очень интересна и достойна отдельного упоминания, при этом добровольность его службы в белой армии достаточно спорна. В 1907 году он начал службу в русской императорской армии, поступив в юнкерское училище, по окончании которого был произведен в подпоручики и направлен служить в крепостную артиллерию в Севастополь. Право распределения в технические части, в частности, в артиллерию, получали как правило наиболее успешные выпускники военных и юнкерских училищ. Во время службы он окончил киевские курсы иностранных языков, 2 курса Киевского коммерческого института и в июле 1913 года выдержал вступительный экзамен на геодезическое отделение Николаевской академии Генерального штаба, однако не прошел по конкурсу, и Первую мировую войну встретил командиром роты. Был дважды ранен, а в сентябре 1916 года подвергся химической атаке, и после излечения как боевой офицер отправлен в на учебу в Николаевскую академию Генштаба. С декабря 1917 года был выборным начальником штаба 21-го армейского корпуса и временным командующим, на этой должности формировал красногвардейские отряды для отражения германского наступления под Псковом, а в феврале 1918 года вступил в Красную армию. Затем он учился и преподавал в Академии Генштаба в Екатеринбурге, при этом хотя Академия почти в полном составе во главе с ее начальником генералом Андогским перешла на сторону белых, сам он эвакуировался сначала в Казань, а затем с захватом последней с группой слушателей и преподавателей смог вырваться в Москву. После этого он в должности начальника штаба 9-й стрелковой дивизии участвовал в боях на Южном фронте против войск Краснова и Деникина, но тяжело заболел и попал в плен. Помещенный в Курскую губернскую тюрьму, из последней он был освобожден по ходатайству известных по Первой мировой войне белогвардейских военачальников генерал-лейтенанта артиллерии В.Ф. Кирея и курского уездного военного начальника полковника Сахновского, видимо знавших боевого офицера. В личном деле Яновского имеются свидетельства, что он вступил в армию Деникина добровольно, однако службу он похоже саботировал. Откомандированный в г. Харьков «для отвода помещений под управление курского воинского начальника при эвакуации из Курска», обратно он не вернулся, а после освобождения Курска частями Красной армии прибыл в штаб 9-й армии, и активно участвовал в боях на завершающем этапе Гражданской войны, за что был награжден орденом Красного знамени в 1922 году. Судя по его поведению во время службы в Академии Генштаба в 1918 году, когда он остался верен советской власти, имея все возможности перейти к побеждавшим на тот момент белым, и далеко неактивной службе в частях ВСЮР в 1919 году, Яновский относился к тем 10% из числа офицеров, служивших у красных и попавших в плен к белым, которые — по словам Деникина — в первых же боях переходили назад к большевикам. В пользу этого свидетельствует и его активная служба в Красной армии, и полученный Орден Красного знамени. В межвоенный период Яновский командует стрелковыми дивизиями, занимает должности заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, преподает в Военной Академии им. Фрунзе и Академии Генштаба, во время войны командует стрелковыми корпусами, дважды ранен, после войны снова на преподавательской должности[52].  

Биография последнего, изложенная в справочнике «Комкоры», кстати очень интересна и достойна отдельного упоминания, при этом добровольность его службы в белой армии достаточно спорна. В 1907 году он начал службу в русской императорской армии, поступив в юнкерское училище, по окончании которого был произведен в подпоручики и направлен служить в крепостную артиллерию в Севастополь. Право распределения в технические части, в частности, в артиллерию, получали как правило наиболее успешные выпускники военных и юнкерских училищ. Во время службы он окончил киевские курсы иностранных языков, 2 курса Киевского коммерческого института и в июле 1913 года выдержал вступительный экзамен на геодезическое отделение Николаевской академии Генерального штаба, однако не прошел по конкурсу, и Первую мировую войну встретил командиром роты. Был дважды ранен, а в сентябре 1916 года подвергся химической атаке, и после излечения как боевой офицер отправлен в на учебу в Николаевскую академию Генштаба. С декабря 1917 года был выборным начальником штаба 21-го армейского корпуса и временным командующим, на этой должности формировал красногвардейские отряды для отражения германского наступления под Псковом, а в феврале 1918 года вступил в Красную армию. Затем он учился и преподавал в Академии Генштаба в Екатеринбурге, при этом хотя Академия почти в полном составе во главе с ее начальником генералом Андогским перешла на сторону белых, сам он эвакуировался сначала в Казань, а затем с захватом последней с группой слушателей и преподавателей смог вырваться в Москву. После этого он в должности начальника штаба 9-й стрелковой дивизии участвовал в боях на Южном фронте против войск Краснова и Деникина, но тяжело заболел и попал в плен. Помещенный в Курскую губернскую тюрьму, из последней он был освобожден по ходатайству известных по Первой мировой войне белогвардейских военачальников генерал-лейтенанта артиллерии В.Ф. Кирея и курского уездного военного начальника полковника Сахновского, видимо знавших боевого офицера. В личном деле Яновского имеются свидетельства, что он вступил в армию Деникина добровольно, однако службу он похоже саботировал. Откомандированный в г. Харьков «для отвода помещений под управление курского воинского начальника при эвакуации из Курска», обратно он не вернулся, а после освобождения Курска частями Красной армии прибыл в штаб 9-й армии, и активно участвовал в боях на завершающем этапе Гражданской войны, за что был награжден орденом Красного знамени в 1922 году. Судя по его поведению во время службы в Академии Генштаба в 1918 году, когда он остался верен советской власти, имея все возможности перейти к побеждавшим на тот момент белым, и далеко неактивной службе в частях ВСЮР в 1919 году, Яновский относился к тем 10% из числа офицеров, служивших у красных и попавших в плен к белым, которые — по словам Деникина — в первых же боях переходили назад к большевикам. В пользу этого свидетельствует и его активная служба в Красной армии, и полученный Орден Красного знамени. В межвоенный период Яновский командует стрелковыми дивизиями, занимает должности заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, преподает в Военной Академии им. Фрунзе и Академии Генштаба, во время войны командует стрелковыми корпусами, дважды ранен, после войны снова на преподавательской должности[52].  

Возвращаясь к главной теме – несмотря на все волны репрессий, некоторые бывшие белые офицеры и офицеры национальных армий дожили и до Великой Отечественной войны, в ходе которой занимали высокие посты в Красной армии. Наиболее известные примеры это конечно  маршалы Советского Союза Говоров и Баграмян, можно отметить и упоминавшихся выше капитанов старой армии, прошедших ускоренный курс Николаевской Академии Генштаба, А.Я. Яновского и В.С. Тамручи. Впрочем судьба второго была весьма трагична – кадровый офицер-артиллерист старой армии, он оказался одним из старейших танкистов Красной армии – с июня 1925 года он занимал должности начальников штабов отдельного и 3-го танковых полков, с 1928 года он преподает – сначала на Ленинградских бронетанковых курсах усовершенствования комсостава, затем на факультете моторизации и механизации Военно-технической академии РККА и в Военной академии механизации и моторизации РККА, после — на кафедре моторизации и механизации Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. В начале Великой Отечественной он начальник штаба 22-го мехкорпуса, а с гибелью командира корпуса с 24 июня он принимает на себя командование корпусом, затем начальник АБТВ (командующий БТ и МВ) Юго-Западного фронта, участвовал в Сталинградской битве и многих других операциях, но 22 мая 1943 года он арестовывается НКВД, и в 1950-м году умирает в заключении.

Возвращаясь к главной теме – несмотря на все волны репрессий, некоторые бывшие белые офицеры и офицеры национальных армий дожили и до Великой Отечественной войны, в ходе которой занимали высокие посты в Красной армии. Наиболее известные примеры это конечно  маршалы Советского Союза Говоров и Баграмян, можно отметить и упоминавшихся выше капитанов старой армии, прошедших ускоренный курс Николаевской Академии Генштаба, А.Я. Яновского и В.С. Тамручи. Впрочем судьба второго была весьма трагична – кадровый офицер-артиллерист старой армии, он оказался одним из старейших танкистов Красной армии – с июня 1925 года он занимал должности начальников штабов отдельного и 3-го танковых полков, с 1928 года он преподает – сначала на Ленинградских бронетанковых курсах усовершенствования комсостава, затем на факультете моторизации и механизации Военно-технической академии РККА и в Военной академии механизации и моторизации РККА, после — на кафедре моторизации и механизации Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. В начале Великой Отечественной он начальник штаба 22-го мехкорпуса, а с гибелью командира корпуса с 24 июня он принимает на себя командование корпусом, затем начальник АБТВ (командующий БТ и МВ) Юго-Западного фронта, участвовал в Сталинградской битве и многих других операциях, но 22 мая 1943 года он арестовывается НКВД, и в 1950-м году умирает в заключении.

Наряду с упомянутыми выше военачальниками в белой армии успели послужить и другие генералы Красной армии, получившие офицерские погоны еще в старой армии. Это генерал-майоры Красной армии Зайцев Пантелеймон Александрович (прапорщик ц.а., в белой армии с декабря 1918 по февраль 1919 года),  Шерстюк Гавриил Игнатьевич (прапорщик, в сентябре 1919 был мобилизован в Деникинскую армию, но бежал и возглавил партизанский отряд), в армии Грузинской демократической республики служили генерал-майоры Красной армии Купарадзе Георгий Иванович (в старой армии прапорщик и комвзвода, в РККА комроты с 1921 г.) и Микеладзе Михаил Герасимович (в старой армии подпоручик,  в Грузинской армии с февраля 1919 по март 1921 г., в РККА с 1921 г. на должности комроты). C присоединением Прибалтики в РККА также попали на генеральские должности Лукас Иван Маркович, генерал-майор (в старой армии штабс-капитан и комроты, с 1918 по 1940 служил в эстонской армии — с комроты до комполка, в РККА – комполка с 1940 года,) и Карвялис Владас Антонович, генерал-майор (полковник литовской армии, в 1919 году в ее составе на рядовых должностях воевал против Красной армии). Многие представители советского генералитета служили в белых и национальных армиях на рядовых и унтер-офицерских должностях[53].  

Наряду с упомянутыми выше военачальниками в белой армии успели послужить и другие генералы Красной армии, получившие офицерские погоны еще в старой армии. Это генерал-майоры Красной армии Зайцев Пантелеймон Александрович (прапорщик ц.а., в белой армии с декабря 1918 по февраль 1919 года),  Шерстюк Гавриил Игнатьевич (прапорщик, в сентябре 1919 был мобилизован в Деникинскую армию, но бежал и возглавил партизанский отряд), в армии Грузинской демократической республики служили генерал-майоры Красной армии Купарадзе Георгий Иванович (в старой армии прапорщик и комвзвода, в РККА комроты с 1921 г.) и Микеладзе Михаил Герасимович (в старой армии подпоручик,  в Грузинской армии с февраля 1919 по март 1921 г., в РККА с 1921 г. на должности комроты). C присоединением Прибалтики в РККА также попали на генеральские должности Лукас Иван Маркович, генерал-майор (в старой армии штабс-капитан и комроты, с 1918 по 1940 служил в эстонской армии — с комроты до комполка, в РККА – комполка с 1940 года,) и Карвялис Владас Антонович, генерал-майор (полковник литовской армии, в 1919 году в ее составе на рядовых должностях воевал против Красной армии). Многие представители советского генералитета служили в белых и национальных армиях на рядовых и унтер-офицерских должностях[53].  

Впрочем служба всех вышеперечисленных командиров в белых армиях носила как правило эпизодический характер, как правило по мобилизации и практически никто из них не принимал участия в боевых действиях против Красной армии, более того – они стремились по возможности быстрее перейти на сторону Красной армии, часто со своими частями – как например Говоров или Шерстюк. Между тем в Красной армии воевали белые офицеры, прошедшие Гражданскую войну на белой стороне почти от звонка до звонка, как командир 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Т.Т.Шапкин. Именно его корпус во время Сталинградской битвы связал боями наступающие немецкие войска, пытавшиеся деблокировать 6-ю армию Паулюса, и сделал возможным развертывание 2-й гвардейской армии, и как следствие – формирование прочного внешнего фронта окружения немецкой группировки. Вот как описывал Т.Т.Шапкина в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев: «''Потом к нам прибыл Тимофей Тимофеевич Шапкин, старый русский воин, человек уже в летах, среднего роста, с окладистой бородой. У него сыновья уже были не то генералы, не то полковники. Сам он служил в царской армии, воевал в Первую мировую войну. Еременко говорил мне, что он имел четыре Георгиевских креста. Одним словом, боевой человек. Когда он нам представлялся, на его груди Георгиев не было, но три или четыре ордена Красного Знамени украшали его грудь''»[54]. По понятным причинам Никита Сергеевич не стал упоминать о том, что Тимофей Тимофеевич Шапкин служил не только в царской, но и в белой армии. Более того, в белой армии Шапкин служил с января 1918 года и до полного разгрома Вооруженных Сил юга России в марте 1920 года. В царской же армии Т.Т.Шапкин служил еще с 1906 года, в 8-м Донском казачьем полку, где дослужился до вахмистра. В 1916 году за боевые отличия он направляется в школу прапорщиков, а Первую мировую он заканчивает в звании подхорунжего. В январе 1918 года он мобилизован в Добровольческую армию, в мае того же года направляется в 6-й Донской казачий полк на должность командира сотни – в составе Добровольческой армии он воюет с красными под Царицыным, доходит до Курска и Воронежа, а после поражения деникинских войск отступает практически до Кубани. Лишь после полного разгрома ВСЮР, когда остатки белых войск эвакуировались в Крым, а перспективы на продолжение сопротивления были более чем туманны, Шапкин со своей сотней, уже в звании подъесаула, переходит на сторону красных. Со своим эскадроном он вливается в состав 1-й Конной армии, где позже возглавляет полк, затем бригаду и после гибели комдива-14 известного героя гражданской войны Пархоменко его дивизию. В составе Красной армии он успел повоевать на польском и врангелевском фронтах, получить за эти бои 2 ордена Красного Знамени,  поучаствовать в боях с махновскими формированиями. Еще два ордена Красного Знамени (в 1929 и 1931 гг., в т. ч. один — Трудового Красного Знамени Таджикской ССР) он получил за успешные бои с басмачами – так что с орденами Красного Знамени Хрущев не ошибся – их действительно было четыре. В 20-30-е гг. Шапкин, как уже упоминалось выше, командовал горно-кавалерийскими дивизиями, в промежутках учился на ВАК и в Военной Академии им. Фрунзе, а в январе 1941 года возглавил 4-й кавалерийский корпус, с которым успешно воевал во время Великой Отечественной войны. В марте 1943 года он тяжело заболевает и умирает в госпитале в освобожденном и при его участии Ростове-на-Дону. Биография яркая и неординарная[55].

Впрочем служба всех вышеперечисленных командиров в белых армиях носила как правило эпизодический характер, как правило по мобилизации и практически никто из них не принимал участия в боевых действиях против Красной армии, более того – они стремились по возможности быстрее перейти на сторону Красной армии, часто со своими частями – как например Говоров или Шерстюк. Между тем в Красной армии воевали белые офицеры, прошедшие Гражданскую войну на белой стороне почти от звонка до звонка, как командир 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Т.Т.Шапкин. Именно его корпус во время Сталинградской битвы связал боями наступающие немецкие войска, пытавшиеся деблокировать 6-ю армию Паулюса, и сделал возможным развертывание 2-й гвардейской армии, и как следствие – формирование прочного внешнего фронта окружения немецкой группировки. Вот как описывал Т.Т.Шапкина в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев: «''Потом к нам прибыл Тимофей Тимофеевич Шапкин, старый русский воин, человек уже в летах, среднего роста, с окладистой бородой. У него сыновья уже были не то генералы, не то полковники. Сам он служил в царской армии, воевал в Первую мировую войну. Еременко говорил мне, что он имел четыре Георгиевских креста. Одним словом, боевой человек. Когда он нам представлялся, на его груди Георгиев не было, но три или четыре ордена Красного Знамени украшали его грудь''»[54]. По понятным причинам Никита Сергеевич не стал упоминать о том, что Тимофей Тимофеевич Шапкин служил не только в царской, но и в белой армии. Более того, в белой армии Шапкин служил с января 1918 года и до полного разгрома Вооруженных Сил юга России в марте 1920 года. В царской же армии Т.Т.Шапкин служил еще с 1906 года, в 8-м Донском казачьем полку, где дослужился до вахмистра. В 1916 году за боевые отличия он направляется в школу прапорщиков, а Первую мировую он заканчивает в звании подхорунжего. В январе 1918 года он мобилизован в Добровольческую армию, в мае того же года направляется в 6-й Донской казачий полк на должность командира сотни – в составе Добровольческой армии он воюет с красными под Царицыным, доходит до Курска и Воронежа, а после поражения деникинских войск отступает практически до Кубани. Лишь после полного разгрома ВСЮР, когда остатки белых войск эвакуировались в Крым, а перспективы на продолжение сопротивления были более чем туманны, Шапкин со своей сотней, уже в звании подъесаула, переходит на сторону красных. Со своим эскадроном он вливается в состав 1-й Конной армии, где позже возглавляет полк, затем бригаду и после гибели комдива-14 известного героя гражданской войны Пархоменко его дивизию. В составе Красной армии он успел повоевать на польском и врангелевском фронтах, получить за эти бои 2 ордена Красного Знамени,  поучаствовать в боях с махновскими формированиями. Еще два ордена Красного Знамени (в 1929 и 1931 гг., в т. ч. один — Трудового Красного Знамени Таджикской ССР) он получил за успешные бои с басмачами – так что с орденами Красного Знамени Хрущев не ошибся – их действительно было четыре. В 20-30-е гг. Шапкин, как уже упоминалось выше, командовал горно-кавалерийскими дивизиями, в промежутках учился на ВАК и в Военной Академии им. Фрунзе, а в январе 1941 года возглавил 4-й кавалерийский корпус, с которым успешно воевал во время Великой Отечественной войны. В марте 1943 года он тяжело заболевает и умирает в госпитале в освобожденном и при его участии Ростове-на-Дону. Биография яркая и неординарная[55].

Встречались бывшие белогвардейцы и не только на генеральских должностях. У Н. Бирюкова в его дневниках, опубликованных под названием «Танки — фронту» есть например такая запись от 21 сентября 1944 года относительно командования 2-й гвардейской мехбригады: «Командир бригады полковник Худяков. В корпусе воевал. В тяжелой обстановке без соседа вперёд не идёт. Во всех остальных вопросах работает исключительно хорошо. По данным СМЕРШ, работал у белых и будто бы служил в контрразведке. СМЕРШ пока не даёт официальных данных по этому вопросу. Заместитель командира бригады – полковник Муравьёв. Беспартийный. Служил у белых. В корпусе пока не воевал. Бывают антисоветские высказывания»[56]. Более того, были и совсем уж необычные карьеры, как например Эдуард Янович Рюттель – подполковник Генштаба старой армии и участник знаменитого Сибирского Ледяного похода, в 1923 он из Харбина переехал в Эстонию, где в чине полковника служил в эстонской армии начальником Эстонской военной школы. После присоединения Эстонии к СССР в 1940 был мобилизован в Красную армию и в 1943 служил в звании полковника уже в Красной Армии в эстонском запасном батальоне.

Встречались бывшие белогвардейцы и не только на генеральских должностях. У Н. Бирюкова в его дневниках, опубликованных под названием «Танки — фронту» есть например такая запись от 21 сентября 1944 года относительно командования 2-й гвардейской мехбригады: «Командир бригады полковник Худяков. В корпусе воевал. В тяжелой обстановке без соседа вперёд не идёт. Во всех остальных вопросах работает исключительно хорошо. По данным СМЕРШ, работал у белых и будто бы служил в контрразведке. СМЕРШ пока не даёт официальных данных по этому вопросу. Заместитель командира бригады – полковник Муравьёв. Беспартийный. Служил у белых. В корпусе пока не воевал. Бывают антисоветские высказывания»[56]. Более того, были и совсем уж необычные карьеры, как например Эдуард Янович Рюттель – подполковник Генштаба старой армии и участник знаменитого Сибирского Ледяного похода, в 1923 он из Харбина переехал в Эстонию, где в чине полковника служил в эстонской армии начальником Эстонской военной школы. После присоединения Эстонии к СССР в 1940 был мобилизован в Красную армию и в 1943 служил в звании полковника уже в Красной Армии в эстонском запасном батальоне.

 

[[Файл:Comfronts.jpg|центр|обрамить|Не очень известный факт — из десяти командующих фронтами на заключительном этапе войны (см. фото) двое военачальников имели в своем личном деле отметки о службе в белых и национальных армиях. Это маршал Говоров (во втором ряду в центре) и генерал армии, впоследствии также маршал, Баграмян (во втором ряду крайний справа).]]

 

Подытоживая тему службы бывших белых офицеров в РККА – нужно отметить, что эта тема весьма неоднозначная, к которой сложно применять черно-белые оценки. Отношение руководства страны и армии к данной категории, сколь странным это бы не показалось современному читателю, отличалось скорее прагматичностью и отсутствием какой-либо зашоренности. Использование бывших белогвардейцев на командных должностях было достаточно распространенным явлением в гражданскую войну.  И хотя с окончанием Гражданской войны значительная их часть была уволена из армии (также впрочем, как и многие краскомы или бывшие военспецы – процесс был обусловлен в значительной степени почти десятикратным сокращением армии) – тем не менее на протяжении и 20-х и 30-х годов бывший «белый» генерал или офицер в Красной армии был не такой уж и диковинкой. По объективным причинам их чаще можно было встретить на преподавательских должностях (это впрочем касалось и военспецов в целом) – но отдельные представители этой группы занимали и командные – и весьма немалые – должности. Впрочем командование РККА не забывало и демобилизованных белых офицеров, уделяя их судьбе и положению в гражданской жизни достаточно много внимания.  То, что среди служивших в Красной армии бывшие белые офицеры чаще встречались в военно-учебных заведениях (от военных школ до военных академий) вполне понятно: с одной стороны это объяснялось сомнениями в лояльности данной категории, с другой – поскольку в армии оставляли только наиболее ценных ее представителей, генштабистов и технических специалистов, то и наиболее рациональным было их использование для обучения других и подготовки нового комсостава. Естественно, что репрессии комсостава коснулись и бывших белых, впрочем, в гораздо большей степени они коснулись и командиров, служивших в РККА с ее основания, особенно в 1937-м году.  Чем выше любой командир забирался по служебной лесенке к 1937-му году (а из числа белых офицеров в армии к этому времени ан масс оставались только действительно ценные специалисты, которые благодаря этой ценности и дефициту занимали высокие позиции), тем труднее  ему было пережить этот год, особенно с отметкой о службе в Белой армии в личном деле. Тем не менее некоторые бывшие белогвардейцы-«золотопогонники» успешно воевали и в Великую Отечественную войну (одна из наиболее ярких фигур — это Тимофей Тимофеевич Шапкин). Более того – из 10 командующих фронтами весны 1945 года – по сути верхушки советской военной элиты —  двое имели в своем личном деле отметку о службе в белых и национальных армиях.  На долю людей, переживших то время, выпали тяжелые испытания, судьба ставила их перед необходимостью сделать сложный выбор, и наверное не нам судить принявших то или иное решение. Тем не менее, являясь военными по призванию, главной задачей они, воевавшие и на красной и на белой стороне, видели защиту своей страны. Как сказал в ответ на вопрос, как он может работать честно у красных, если победы желает белым, капитан Генерального штаба М. Алафузо, впоследствии дослужившийся в РККА до звания комкора: «''Не скрою, я сочувствую белым, но никогда не пойду на подлость. Я не хочу вмешиваться в политику. У нас в штабе поработал совсем немного, а уже чувствую, что становлюсь патриотом армии... Я честный офицер русской армии и верен своему слову, а тем более — клятве... Не изменю. Задача офицера, как сказано в наших уставах, защищать родину от врагов внешних и внутренних. И этот долг, если я поступил к вам на службу, я выполню честно''»[57]. И именно защиту Родины своей первой и главной задачей видели офицеры, в силу сложившихся обстоятельств служившие и на Белой и на Красной стороне.

 

 

 

'''''Не очень известный факт — из десяти командующих фронтами на заключительном этапе войны (см. фото) двое военачальников имели в своем личном деле отметки о службе в белых и национальных армиях. Это маршал Говоров (во втором ряду в центре) и генерал армии, впоследствии также маршал, Баграмян (во втором ряду крайний справа).'''''

 

 

 

 

Подытоживая тему службы бывших белых офицеров в РККА – нужно отметить, что эта тема весьма неоднозначная, к которой сложно применять черно-белые оценки. Отношение руководства страны и армии к данной категории, сколь странным это бы не показалось современному читателю, отличалось скорее прагматичностью и отсутствием какой-либо зашоренности. Использование бывших белогвардейцев на командных должностях было достаточно распространенным явлением в гражданскую войну.  И хотя с окончанием Гражданской войны значительная их часть была уволена из армии (также впрочем, как и многие краскомы или бывшие военспецы – процесс был обусловлен в значительной степени почти десятикратным сокращением армии) – тем не менее на протяжении и 20-х и 30-х годов бывший «белый» генерал или офицер в Красной армии был не такой уж и диковинкой. По объективным причинам их чаще можно было встретить на преподавательских должностях (это впрочем касалось и военспецов в целом) – но отдельные представители этой группы занимали и командные – и весьма немалые – должности. Впрочем командование РККА не забывало и демобилизованных белых офицеров, уделяя их судьбе и положению в гражданской жизни достаточно много внимания.  То, что среди служивших в Красной армии бывшие белые офицеры чаще встречались в военно-учебных заведениях (от военных школ до военных академий) вполне понятно: с одной стороны это объяснялось сомнениями в лояльности данной категории, с другой – поскольку в армии оставляли только наиболее ценных ее представителей, генштабистов и технических специалистов, то и наиболее рациональным было их использование для обучения других и подготовки нового комсостава. Естественно, что репрессии комсостава коснулись и бывших белых, впрочем, в гораздо большей степени они коснулись и командиров, служивших в РККА с ее основания, особенно в 1937-м году.  Чем выше любой командир забирался по служебной лесенке к 1937-му году (а из числа белых офицеров в армии к этому времени ан масс оставались только действительно ценные специалисты, которые благодаря этой ценности и дефициту занимали высокие позиции), тем труднее  ему было пережить этот год, особенно с отметкой о службе в Белой армии в личном деле. Тем не менее некоторые бывшие белогвардейцы-«золотопогонники» успешно воевали и в Великую Отечественную войну (одна из наиболее ярких фигур — это Тимофей Тимофеевич Шапкин). Более того – из 10 командующих фронтами весны 1945 года – по сути верхушки советской военной элиты —  двое имели в своем личном деле отметку о службе в белых и национальных армиях.  На долю людей, переживших то время, выпали тяжелые испытания, судьба ставила их перед необходимостью сделать сложный выбор, и наверное не нам судить принявших то или иное решение. Тем не менее, являясь военными по призванию, главной задачей они, воевавшие и на красной и на белой стороне, видели защиту своей страны. Как сказал в ответ на вопрос, как он может работать честно у красных, если победы желает белым, капитан Генерального штаба М. Алафузо, впоследствии дослужившийся в РККА до звания комкора: «''Не скрою, я сочувствую белым, но никогда не пойду на подлость. Я не хочу вмешиваться в политику. У нас в штабе поработал совсем немного, а уже чувствую, что становлюсь патриотом армии... Я честный офицер русской армии и верен своему слову, а тем более — клятве... Не изменю. Задача офицера, как сказано в наших уставах, защищать родину от врагов внешних и внутренних. И этот долг, если я поступил к вам на службу, я выполню честно''»[57]. И именно защиту Родины своей первой и главной задачей видели офицеры, в силу сложившихся обстоятельств служившие и на Белой и на Красной стороне.  

 

== Примечания ==

== Примечания ==

[1] вот лишь несколько выдержек из документов  сборника  «Директивы Главного Командования Красной Армии (1917—1920)», Москва, Воениздат, 1969 г.:

[1] вот лишь несколько выдержек из документов  сборника  «Директивы Главного Командования Красной Армии (1917—1920)», Москва, Воениздат, 1969 г.: