Изменения

===4.2 Исторические предпосылки===

===4.2 Исторические предпосылки===

====4.2.1 Информационная политика в Советском Союзе====

====4.2.1 Информационная политика в Советском Союзе====

Октябрьская революция 1917 года была не только присвоением

Октябрьская революция 1917 года была не только присвоением власти, но и присвоением смысла (Боннелл, 1997). Большевики с самого начала использовали пропаганду для мобилизации масс (Кенез, 1985) и контролировали поток информации (Ремингтон, 1988). В советское время Россия казалась иностранцам информационным вакуумом. Газеты и радио пестрят рассказами о "беспрецедентном росте и всестороннем

власти, но и присвоением смысла (Боннелл, 1997). Большевики

Советское общество развивалось, но обычная информация была нормирована и ограничена, особенно когда речь шла о чем-либо, что пошло не так или вышло из-под контроля (Smith, 1990). Советские власти были

с самого начала использовали пропаганду для мобилизации масс (Кенез,

одержимы секретностью – точно так же, как и их царские предшественники. "В России секретность царит над всем; секретность – административная, политическая, социальная", - писал маркиз де Кюстин в 1839 году, и в Советской России это отношение сохранялось. В советской прессе нельзя было найти сообщений о бытовых катастрофах, несчастных случаях, авиакатастрофах или крушениях поездов и преступлениях. Такое могло происходить только на Западе.  

1985) и контролировали поток информации (Ремингтон, 1988). В

 

советское время Россия казалась иностранцам информационным вакуумом. Газеты

С аудиторией обращались как с ребенком, которого следует защищать от любой негативной информации и кормить нравоучительными и вдохновляющими историями. Или, в другой интерпретации, к нему относились как к

и радио пестрят рассказами о "беспрецедентном росте и всестороннем

рабам, которые не должны думать, потому что мышление могло помешать им эффективно работать, нарушить их рассудок и спровоцировать их на неповиновение. Однако часто не было никаких видимых причин для информационной депривации, кроме ‘чистой кровожадности или укоренившегося, привычного, высокомерное советское презрение к ‘маленькому человеку’ (Smith, 1990: 428). Карты улиц и телефонные справочники были недоступны обычным людям, поскольку они считались ‘военной тайной’. В нем не было базовой информации для потребителей или рекламы, поэтому людям приходилось полагаться на советы влиятельных друзей

Советское общество развивалось, но обычная информация была

или обходиться без них. Как отмечает Смит (там же.: 433), "Как и в остальной советской жизни, информация - это вопрос не денег, а связей. Чем лучше его чем больше связей, тем лучше информирован советский человек, потому что информация, как и потребительские товары, распределяется в соответствии с рангом.

нормирована и ограничена, особенно когда речь шла о чем-либо, что пошло

 

не так или вышло из-под контроля (Smith, 1990). Советские власти были

Теоретически в советском обществе все люди были равны, но на самом деле, как в "Скотном дворе" Оруэлла, некоторые были более равны, чем другие. Хотя традиционная классовая структура общества была уничтожена революцией 1917 года, советское общество во многих отношениях представляло собой кастовую систему. Не деньги, а ранг в иерархии был решающим фактором в распространении как потребительских товаров, так и информации. Система тщательно распределенных привилегий для различные группы общества, укоренившиеся в голодные годы военного коммунизма и усиленные Сталиным, пронизывали всю общественную жизнь. Как партийные боссы и Номенклатура приобретала икру и сосиски через систему “закрытых распределительных центров” (закрытые распределители), таким образом, они получали доступ к информации, недоступной ”нормальным людям".131Таким образом, ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза) выпускало свои ежедневные новостные сводки в трех разных версиях для разных категорий людей. Помимо обычных репортажей, были также так называемые "белые" и "красные" ТАСС. Первое было разослано по правительственным министерствам, штаб-квартирам партий и редакциям ключевых газет и содержало гораздо более богатую и подробную подборку иностранных новостей и комментариев, чем обычные сообщения ТАСС, включая "точные" и раскрывающая информацию о внутренних делах СССР, такую как отчеты о воздушных и железнодорожных катастрофах, статистика преступности, сообщения об эпидемиях заболеваний, серьезных производственных недостатках, отчеты об урожае и подобные материалы, которые режиму было бы неловко печатать открыто’ (Smith 1976: 433). Красный ТАСС был еще более редкое издание ТАСС, распространяемое только среди главных редакторов, высших правительственных чиновников и шишек Коммунистической партии. Примечательно, что обе “секретные” версии не содержали никакой информации, которая была бы засекречена на Западе; большинство материалов были бы обычными новостями для западной газеты.

одержимы секретностью – точно так же, как и их царские предшественники. "В России

 

секретность царит над всем; секретность – административная, политическая, социальная", - писал

Чтобы оградить обычных граждан от книг, которые считались потенциально вредными для их психики, они были опубликованы ограниченным количеством “специальных изданий” и были доступны только "для административного использования" (для служебного использования). Все экземпляры были пронумерованы индивидуально, чтобы облегчить отслеживание их использования, и могли быть получены в библиотеке только обладателями специальных разрешений. Примерами таких книг были "История западной философии" Бертрана Рассела, "Майн Кампф" Гитлера, "Архипелаг Гулаг" Солженицына и "Джордж Оруэлл" Джорджа Оруэлла 1984 опубликован в русском переводе “только для служебных библиотек” ровно в 1984 году. (Контроль за распространением этих “засекреченных” публикаций был далек от совершенства, и их можно было получить по связям либо в оригинале, либо в фотокопиях).В крупных библиотеках обычно было два разных каталога, один из которых был открыт для обычных читателей, а другой был “закрыт”, то есть доступен только для материалов, прошедших проверку безопасности. Общий алфавитный каталог, включающий все библиотечные фонды, держался в секрете. Несанкционированные материалы хранились в специальном помещении с ограниченным доступом, называемом спецхран, что в буквальном переводе означает особое хранилище, или, точнее, секретная стопка. Среди них были книги, периодические издания, карты и другие материалы. Однако следует отметить, что,

маркиз де Кюстин в 1839 году, и в Советской России это отношение

несмотря на эти ограничения, люди по-прежнему имели доступ к большому разнообрази информации и культуры.

сохранялось.В советской прессе нельзя было найти сообщений о бытовых катастрофах, несчастных случаях, авиакатастрофах

 

или крушениях поездов и преступлениях. Такое могло происходить только на Западе.

Пресса, книги, театральные представления, фильмы, концерты – все подвергалось цензуре. Цензура была многоуровневой и включала военную цензуру, литературную цензуру и, что наиболее важно, политическую цензуру. Списки запретных имен и темы были разосланы во все места, связанные с информацией, – от ежедневных газет до дискотек. К этому добавилось прослушивание телефонных звонков, просмотр частной почты и широко распространенная система осведомителей КГБ. Никто никогда не мог быть уверен, что за тобой не наблюдает и не подслушивает Большой Брат. Последствия неподобающего поведения могут быть очень серьезными

С аудиторией обращались как с ребенком, которого следует

– от “разговора по душам” в Главном управлении (офисе КГБ на промышленном предприятии, учебном заведении или воинской части) до ареста или ссылки. Пропаганда и идеологическая обработка начались в детских садах и продолжались во взрослой жизни в различных формах. Марксизм-ленинизм, политическая экономия социализма и история Коммунистической партии были обязательными предметами в институтах и университетах.  

защищать от любой негативной информации и кормить

 

нравоучительными и вдохновляющими историями. Или, в другой интерпретации, к нему относились как к

Основными методами обучения были конспектирование и заучивание цитат наизусть. Независимый перевод не поощрялся; на экзамене обычно требовалось дословно воспроизвести пояснения к лекции. В то же время интерес к философии и религии и чтение соответствующей литературы были достаточным оправданием для помещения человека в психиатрическую больницу. Советская психиатрия использовала такие диагнозы, как “непрерывная вялотекущая шизофрения” и “синдром метафизической философской интоксикации”. Последний был определен как "монотонно абстрактная интеллектуальная деятельность, направленная на поиск независимого решения путем обдумывания и разрешения вечных проблем" о смысле жизни, предназначении человечества, прекращении войн, а также о поиске философских и мировоззренческих систем. Она может включать идеи изобретательства, самосовершенствования, а также интеллектуальные и эстетические страсти различного рода’ (Баранов и Носачев, 1995: 94). Не только политические диссиденты или литераторы, “не так мыслящие” (непонимающие) были бы принудительно помещены в сумасшедший дом при таких диагнозах, но и любой человек, который проявлял интерес к философии, литературе или искусству.

рабам, которые не должны думать, потому что мышление могло помешать им

 

эффективно работать, нарушить их рассудок и спровоцировать их на неповиновение.

Советские власти всегда с подозрением относились к способности к независимому мышлению, рассматривая ее как угрозу для стремлений к коммунизму. Именно Ленин сказал, что интеллигенция - это не мозг

Однако часто не было никаких видимых причин для информационной

нации, а ее дерьмо, говно (в письме Максиму Горькому от 15 сентября 1919 г.). В Советском Союзе все сферы интеллектуальной жизни держались под строгим контролем партии. Идеологизация и политизация

депривации, кроме ‘чистой кровожадности или укоренившегося, привычного,130

культуры началась в 1920-х годах. В 1930-1940-е годы значительная часть интеллигенции подвергалась преследованиям и уничтожению в сталинских трудовых лагерях. В последние годы ситуация смягчилась, но доминирующая роль цензора, авторитарная атмосфера и отсутствие интеллектуальной свободы все еще препятствовали развитию советского общества.  

высокомерное советское презрение к ‘маленькому человеку’ (Smith, 1990: 428). Карты улиц и

 

телефонные справочники были недоступны обычным людям, поскольку они

В науке некоторые теории стали официальной догмой, а любое отклонение рассматривается как ересь. Таким образом, Новая теория языка, разработанная академиком Николаем Марром в 1920-х годах, царила в советской лингвистике около тридцати лет. Марр применил к языку доктрину исторического материализма. Он рассматривал язык как надстройку над экономическими отношениями в обществе и оружие классовой борьбы. Он также отверг языковые семьи, лингвистические заимствования отрицали сравнительное и историческое языкознание как буржуазную псевдонауку и утверждали, что все языки произошли от четырех

считались ‘военной тайной’. В нем не было базовой информации для потребителей или

первичных корней - аль, бер, йон и рош. Его “яфетическая теория” языка на долгое время стала непререкаемой догмой, а с ее противниками обращались как с политическими врагами, а иногда и подвергали физическим репрессиям. Только после публикации статьи Сталина "Марксизм и проблемы лингвистики" в 1950 году, разбив теорию Марра, от нее окончательно отказались (Нерознак, 2001).

рекламы, поэтому людям приходилось полагаться на советы влиятельных друзей

 

или обходиться без них. Как отмечает Смит (там же.: 433), "Как и в остальной советской жизни,

Целые научные дисциплины подверглись цензуре, а их развитие было заблокировано. Таким образом, генетика была подавлена во времена Сталина и Хрущева, в то время как в биологии царила теория Лысенко, утверждающая, что характеристики окружающей среды могут передаваться в эволюционном процессе (Медведев, 1969; Сойфер, Грулиоу и Грулиоу, 1994; Ролл-Хансен, 2004). Точно так же кибернетика в 1950-х годах была названа реакционной псевдонаукой и оружием империалистической идеологии. Его признание совпало с хрущевской "оттепелью", когда он воспринимался как инструмент радикальной реформы сталинской системы науки (Герович, 2002). Другой пример - развитие российской семиотики, которая была вынуждена использовать намеренно неясную терминологию (такую как “вторичная система моделирования” языка), чтобы избежать критики со стороны партии. Он также замаскировался, чтобы иметь возможность исследовать интересные темы под прикрытием официальной науки. Таким образом, проблемы стилистики обсуждались на материале статей Ленина, а вопросы семиотики поведения и культурной антропологии разрабатывались в рамках военно-космических исследований, целью которых было научить лунные исследовательские аппараты (Луноходы) общаться друг с другом (Горный и Пильщиков, 2000). Ограничения на поток информации и партийный контроль над каналы научных контактов с Западом привели, среди прочего, к технологической неполноценности Советского Союза по сравнению с Западом.

информация - это вопрос не денег, а связей. Чем лучше его

 

чем больше связей, тем лучше информирован советский человек, потому что информация, как и

потребительские товары, распределяется в соответствии с рангом.’Теоретически в советском обществе все люди были равны, но на самом деле, как

в "Скотном дворе" Оруэлла, некоторые были более равны, чем другие. Хотя

традиционная классовая структура общества была уничтожена революцией 1917 года,

советское общество во многих отношениях представляло собой кастовую систему. Не деньги, а

ранг в иерархии был решающим фактором в распространении как потребительских

товаров, так и информации. Система тщательно распределенных привилегий для

различные группы общества, укоренившиеся в голодные годы военного коммунизма и

усиленные Сталиным, пронизывали всю общественную жизнь. Как партийные боссы и

Номенклатура приобретала икру и сосиски через систему “закрытых

распределительных центров” (закрытые распределители), таким образом, они получали доступ к

информации, недоступной ”нормальным людям".131Таким образом, ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза) выпускало свои

ежедневные новостные сводки в трех разных версиях для разных категорий

людей. Помимо обычных репортажей, были также так называемые "белые" и "красные"

ТАСС. Первое было разослано по правительственным министерствам, штаб-квартирам партий и

редакциям ключевых газет и содержало гораздо более богатую и подробную подборку

иностранных новостей и комментариев, чем обычные сообщения ТАСС, включая "точные"

и раскрывающая информацию о внутренних делах СССР, такую как отчеты о воздушных

и железнодорожных катастрофах, статистика преступности, сообщения об эпидемиях заболеваний, серьезных

производственных недостатках, отчеты об урожае и подобные материалы, которые режиму

было бы неловко печатать открыто’ (Smith 1976: 433). Красный ТАСС был

еще более редкое издание ТАСС, распространяемое только среди главных редакторов,

высших правительственных чиновников и шишек Коммунистической партии. Примечательно,

что обе “секретные” версии не содержали никакой информации, которая была бы

засекречена на Западе; большинство материалов были бы обычными новостями для

западной газеты.Чтобы оградить обычных граждан от книг, которые считались потенциально

вредными для их психики, они были опубликованы ограниченным количеством “специальных изданий” и

были доступны только "для административного использования" (для служебного использования). Все

экземпляры были пронумерованы индивидуально, чтобы облегчить отслеживание их использования, и могли

быть получены в библиотеке только обладателями специальных разрешений.

Примерами таких книг были "История западной философии" Бертрана Рассела, "

Майн Кампф" Гитлера, "Архипелаг Гулаг" Солженицына и "Джордж Оруэлл" Джорджа Оруэлла

1984 опубликован в русском переводе “только для служебных библиотек” ровно в

1984 году. (Контроль за распространением этих “засекреченных” публикаций был далек

от совершенства, и их можно было получить по связям либо в

оригинале, либо в фотокопиях).В крупных библиотеках обычно было два разных каталога, один из которых

был открыт для обычных читателей, а другой был “закрыт”, то есть доступен

только для материалов, прошедших проверку безопасности. Общий алфавитный каталог, включающий все

библиотечные фонды, держался в секрете. Несанкционированные материалы хранились в

специальном помещении с ограниченным доступом, называемом спецхран, что в буквальном переводе означает

особое хранилище, или, точнее, секретная стопка. Среди них были книги,

периодические издания, карты и другие материалы. Однако следует отметить, что,

несмотря на эти ограничения, люди по-прежнему имели доступ к большому разнообразию

информации и культуры.132Пресса, книги, театральные представления, фильмы, концерты – все подвергалось

цензуре. Цензура была многоуровневой и включала военную цензуру, литературную

цензуру и, что наиболее важно, политическую цензуру. Списки запретных имен и

темы были разосланы во все места, связанные с информацией, – от ежедневных

газет до дискотек. К этому добавилось прослушивание телефонных

звонков, просмотр частной почты и широко распространенная система осведомителей КГБ.

Никто никогда не мог быть уверен, что за тобой не наблюдает и не подслушивает Большой

Брат. Последствия неподобающего поведения могут быть очень серьезными

– от “разговора по душам” в Главном управлении (офисе КГБ на

промышленном предприятии, учебном заведении или воинской части) до ареста или

ссылки.Пропаганда и идеологическая обработка начались в детских садах и продолжались

во взрослой жизни в различных формах. Марксизм-ленинизм, политическая

экономия социализма и история Коммунистической партии были

обязательными предметами в институтах и университетах. Основными методами обучения

были конспектирование и заучивание цитат наизусть. Независимый

перевод не поощрялся; на экзамене обычно требовалось

дословно воспроизвести пояснения к лекции. В то же время интерес к

философии и религии и чтение соответствующей литературы были достаточным

оправданием для помещения человека в психиатрическую больницу. Советская психиатрия использовала такие

диагнозы, как “непрерывная вялотекущая шизофрения” и “синдром

метафизической философской интоксикации”. Последний был определен как

"монотонно абстрактная интеллектуальная деятельность, направленная на поиск независимого

решения путем обдумывания и разрешения вечных проблем"

о смысле жизни, предназначении человечества, прекращении войн,

а также о поиске философских и мировоззренческих систем. Она может

включать идеи изобретательства, самосовершенствования, а также интеллектуальные и

эстетические страсти различного рода’ (Баранов и Носачев, 1995: 94). Не

только политические диссиденты или литераторы, “не так мыслящие” (непонимающие)

были бы принудительно помещены в сумасшедший дом при таких диагнозах, но и любой человек,

который проявлял интерес к философии, литературе или искусству.133

Советские власти всегда с

подозрением относились к способности к независимому мышлению, рассматривая ее как угрозу для

стремлений к коммунизму. Именно Ленин сказал, что интеллигенция - это не мозг

нации, а ее дерьмо, говно (в письме Максиму Горькому от 15 сентября

1919 г.). В Советском Союзе все сферы интеллектуальной жизни держались

под строгим контролем партии. Идеологизация и политизация

культуры началась в 1920-х годах. В 1930-1940-е годы значительная часть интеллигенции

подвергалась преследованиям и уничтожению в сталинских трудовых лагерях. В последние

годы ситуация смягчилась, но доминирующая роль цензора,

авторитарная атмосфера и отсутствие интеллектуальной свободы все еще

препятствовали развитию советского общества.В науке некоторые теории стали официальной догмой, а любое отклонение

рассматривается как ересь. Таким образом, Новая теория языка, разработанная

академиком Николаем Марром в 1920-х годах, царила в советской лингвистике около

тридцати лет. Марр применил к языку доктрину исторического материализма.

Он рассматривал язык как надстройку над экономическими отношениями в

обществе и оружие классовой борьбы. Он также отверг языковые семьи,

лингвистические заимствования отрицали сравнительное и историческое языкознание как

буржуазную псевдонауку и утверждали, что все языки произошли от четырех

первичных корней - аль, бер, йон и рош. Его “яфетическая теория” языка на

долгое время стала непререкаемой догмой, а с ее противниками обращались как с

политическими врагами, а иногда и подвергали физическим репрессиям. Только после

публикации статьи Сталина "Марксизм и проблемы лингвистики" в 1950

году, разбив теорию Марра, от нее окончательно отказались (Нерознак, 2001).134Целые научные дисциплины подверглись цензуре, а их развитие

было заблокировано. Таким образом, генетика была подавлена во времена Сталина и

Хрущева, в то время как в биологии царила теория Лысенко, утверждающая, что

характеристики окружающей среды могут передаваться в эволюционном

процессе (Медведев, 1969; Сойфер, Грулиоу и Грулиоу, 1994; Ролл-Хансен,

2004). Точно так же кибернетика в 1950-х годах была названа реакционной

псевдонаукой и оружием империалистической идеологии. Его признание совпало

с хрущевской "оттепелью", когда он воспринимался как инструмент радикальной реформы

сталинской системы науки (Герович, 2002). Другой пример -

развитие российской семиотики, которая была вынуждена использовать намеренно неясную

терминологию (такую как “вторичная система моделирования” языка), чтобы избежать критики со стороны

партии. Он также замаскировался, чтобы иметь возможность исследовать

интересные темы под прикрытием официальной науки. Таким образом, проблемы

стилистики обсуждались на материале статей Ленина, а вопросы

семиотики поведения и культурной антропологии разрабатывались в

рамках военно-космических исследований, целью которых было научить лунные исследовательские

аппараты (Луноходы) общаться друг с другом (Горный и Пильщиков,

2000). Ограничения на поток информации и партийный контроль над

каналы научных контактов с Западом привели, среди прочего, к

технологической неполноценности Советского Союза по сравнению с Западом.

====4.2.2 Эпоха гласности====

====4.2.2 Эпоха гласности====

Гласность, провозглашенная Горбачевым в 1987 году, первоначально рассматривалась как

Гласность, провозглашенная Горбачевым в 1987 году, первоначально рассматривалась как